Завещано предками. Валерий ЛОБАЧЁВ

Если есть в человеческой истории и современности такое занятие, такое понятие – политика, то должно быть и представление о политической культуре, культуре власти. (Последняя при этом не сводится к культуре управления, к менеджменту.)

Однако среди «достижений» ХХ века, данных нам в наследство, – такое весьма распространённое мнение: да может ли политика быть без лжи, без демагогии, без популизма? И вообще – «читайте Макиавелли»! Иначе говоря – возможна ли вообще политическая культура? В какой мере совместимы политика и нравственность?

Скажем сразу: сколько существует политическая история человечества, столько веков и ставится этот вопрос. И ответ на него пытаются дать – политики, идеологи, философы, историки… Да и народ тоже.

Тема эта обширная. Коснёмся пока кратко одного из аспектов – доверия к власти. Один из источников такого доверия – легитимность, законность прихода властителей к кормилу. (В смысле руля, а не прокорма.) В наше время стал весьма употребимым циничный термин «выборные технологии»: циничный потому, что имеются в виду методики манипуляции общественным сознанием. Если обратиться к нашей политической истории, то здесь, конечно, вспоминается избрание на царство Бориса Годунова. Оно ярко изображено – по сказаниям того времени – Пушкиным. Помните, как призванные упрашивать Бориса взойти на престол трут луком глаза, чтобы выжать из себя слезу, а какая-то нянька бросает ребёнка оземь: «Плачь, баловень!»… Но в тех же сказаниях говорится и о такой редкой и по-своему выдающейся технологии: объявлено по Москве было, «аще кто не придет Бориса на государство просити, и на том по два рубля правити на день». Понимаете, не платить за голос, а брать пеню за неучастие?..

Но за несколько дней перед этими «выборами», уже предрешёнными, было другое. То, что можно было бы назвать «первой февральской революцией» – назвать условно, ибо революции всё-таки не произошло.

Дело было так. Боярская дума, призванная предрешить вопрос о престолонаследии, оказалась в полном внутреннем несогласии, ибо претенденты в неё и входили. И 17 февраля думный дьяк, хранитель государственной печати Василий Щелкалов вышел на кремлёвское Красное крыльцо и предложил народу присягнуть на власть в Московском царстве не персоне некой, а Боярской думе! Народ отозвался резко: «Не знаем ни князей, ни бояр, знаем только царицу» – то есть вдову преставившегося Господу царя Фёдора Иоанновича. Но царица затворилась в монастыре, объявила о своём пострижении. Туда же отправился брат её Борис Годунов. Ну а дальше было, что было.

Примечательно в этой истории то, что идея коллективного органа власти оказалась рядом с небывалыми ещё на Руси выборами государя. Борис был наречён на царство 21 февраля 1598 года. 21 февраля 1613‑го обнародовано решение об избрании, также по совету со «всей землёй», Михаила Романова. «Обращаясь к выборам царя на Земском соборе в 1613 году, основывались на прецеденте, связанном с избранием на царство Бориса Годунова. Об этом достаточно красноречиво свидетельствуют даже текстуальные совпадения двух «Утверждённых грамот», об избрании царей в 1598‑м и 1613 годах», – констатирует современный историк В. Козляков (в кн.: Михаил Фёдорович. Серия «ЖЗЛ»).

Итак, народ не счёл прогрессивной, да, видимо, и освящённой, благословенной новую, предложенную форму государственного правления – думско-боярскую. События Смутного времени, надо полагать, народ в этом ещё более утвердили. И до преимущественно парламентского правления мы и через четыре века не дошли. Обращение же к прецеденту выборности царя знаменательно в положительном смысле. Казалось бы, переплелось несовместимое: там выбран прóклятый, как погубитель царевича Димитрия, потерявший царство Годунов. Здесь – можно сказать, невинный отрок Михаил Романов. Однако вот что очевидно: уровень соборности выборов 1613 года на порядок выше 1598‑го.

В общем: политическая культура вырабатывается через горький опыт и испытания! В этом номере журнала публикуются исследовательские очерки, посвящённые государственным и духовным лидерам, которые на вопрос о совместимости политики и нравственности, о возможности понятия «политическая культура» отвечали: да! Речь пойдёт о том, как шли к этому пониманию великий князь киевский Владимир Мономах и преподобный Сергий Радонежский.