Праздник на все времена. Марианна МАРГОВСКАЯ
КУЛЬТ И КУЛЬТУРА
Ко 2-й странице обложки
«Рождество… Чудится в этом слове крепкий, морозный воздух, льдистая чистота и снежность…», – пишет Иван Сергеевич Шмелёв в своей замечательной книге «Лето Господне». В этом произведении Шмелёву, как никому прежде, удалось передать истинный дух народных праздников – с ароматом древних языческих поверий, с размахом широкой русской души. Благодаря ему мы и сегодня видим во всех подробностях, как праздновали Рождество более столетия назад.
А праздновали, что называется, от всей души! После долгих недель поста – раздолье! Торговые прилавки и рождественские столы ломятся от изобилия:
«Перед Рождеством, на Конной площади, в Москве <…> тысячи саней, рядами. Мороженые свиньи – как дрова лежат на версту… Мясник, бывало, рубит топором свинину, кусок отскочит, хоть с полфунта, – наплевать! Нищий подберёт. Эту свиную «крошку» охапками бросали нищим: на, разговейся! Перед свининой – поросячий ряд, на версту. А там – гусиный, куриный, утка, глухари-тетерьки, рябчик… Прямо из саней торговля… Широка Россия, – без весов, на глаз… Богато жили».
Широким-раздольным представляет празднование Рождества и Анна Ахматова:
Пива светлого наварено,
На столе дымится гусь…
Поминать царя да барина
Станет праздничная Русь –
Крепким словом, прибауткою
За беседою хмельной;
Тот – забористою шуткою,
Этот – пьяною слезой…
Согласно народному поверью, чем больше разнообразной пищи на рождественском столе, тем больше её будет в наступающем году. А чтобы обряд «сработал» наверняка, праздничный стол окуривали ладаном и кропили святой водой. К рождественской трапезе приступали не раньше, чем на небе появится первая звезда. Смотреть на неё ходили во двор: из окна звезду увидишь – не к добру. Поэт Валентин Берестов писал:
…скоро на небе зажжётся звезда.
Она приведёт этой ночью сюда,
как только родится Христос
(Да-да, прямо в эти места!
Да-да, прямо в этот мороз!),
Восточных царей, премудрых волхвов,
Чтоб славить младенца Христа.
Это сейчас Рождество у нас 7 января, после Нового года. А по старому стилю Рождество Христово приходилось, как сейчас на Западе, – на 25 декабря.
Канун Рождества – сочельник. В этот день непременно нужно вернуть все долги и со всеми помириться, чтобы в будущем году царили мир и достаток. Примет и обрядов, сопровождавших подготовку к празднованию Рождества, существовало множество. Например, чтобы уберечься от дурного глаза, все щели в доме затыкали мхом, паклей или тряпками, при этом приговаривая: «Не дырки затыкаю, а рты врагам моим, чтобы весь год на меня не нападали». Были и другие способы огородиться от сглаза и прогнать нечистую силу: хозяин дома на пороге делал зарубку, хозяйка раскладывала по углам стола головки чеснока, ставили под образа угощение – в дар новорождённому Христу…
Темнее стал за речкой ельник.
Весь в серебре синеет сад.
И над селом зажёг сочельник
Зелёный медленный закат…
Эти строки поэт Николай Туроверов написал в 1926 году. Он сражался на стороне большевиков, ратовал за революцию, но человек был православный, свято верил, «Что в эту ночь, в мороз, в метель/Младенец был в простой пещере/В стране за тридевять земель».
Так что приметы приметами, но Рождество прежде всего – праздник святой. Отворяются небесные врата, и на землю сходит Сын Божий. И важнее всего для христианина в рождественскую полночь – искренняя молитва: считается, о чём попросишь – всё непременно сбудется!
На Рождество на Руси со времён царя Алексея Михайловича соблюдался обряд славления – ходить по соседям славить Христа и поздравлять с Новым годом. Сами государи российские в сопровождении клира, бояр и князей обходили дома знатнейших подданных, а те в благодарность за царское поздравление преподносили царю дары и потчевали яствами. «… Первого Бранса царь Пётр I посетил в 9 часов утра; с ним проехало около 300 человек в санях и верхом. Столы покрыты были различными лакомствами, сперва подавали холодные, а потом горячие кушанья. Весёлость была непринуждённая и напитки лились щедрою рукой. Около трёх часов Его Величество со всем своим двором отправился к Лупсу, где было такое же угощение…», – это запись из дневника одного иностранного гостя Златоглавой, сделанная в 1702 году.
Напомним, что именно Пётр с 1700 года постановил праздновать «новолетие» в европейском стиле – летосчисление вести не от Сотворения мира, а от Рождества Христова, и Новый год встречать не 1 сентября, как прежде, а 1 января. Он же повелел на рождественские праздники украшать дома еловыми ветками. Однако по-настоящему немецкая традиция наряжать рождественскую ёлку установилась в России лишь в начале XIX века. То-то детям радость! «В гостиной от пола до потолка сияла ёлка множеством, множеством свечей. Она стояла, как огненное дерево, переливаясь золотом, искрами, длинными лучами. Свет от неё шёл густой, тёплый, пахнущий хвоей, воском, мандаринами, медовыми пряниками», – мечтательно вспоминает Алексей Толстой в повести «Детство Никиты».
Сусальным золотом горят
В лесах рождественские ёлки,
В кустах игрушечные волки
Глазами страшными глядят.
Это – Осип Мандельштам. А вот ещё у Шмелёва: «Перед Рождеством, дня за три, на рынках, на площадях, – лес ёлок. А какие ёлки! … как отогреется, расправит лапы, – чаща… Народ гуляет, выбирает. Собаки в ёлках – будто волки, право… Сбитенщики ходят, аукаются в ёлках: «Эй, сладкий сбитень! калачики горячи!..» Весёлая суета ёлочного базара вдохновляла и классиков русской живописи: Бориса Кустодиева, Генриха Манизера, Александра Бучкури. А Петра Ильича Чайковского рождественская ёлка вдохновила на создание настоящего музыкального шедевра – балета «Щелкунчик» по мотивам сказки Гофмана.
Ещё позже новогодней ёлки в России прижился Дед Мороз. Наш Дед Мороз – это вовсе не Санта-Клаус (Святой Николай) католических стран. Его прообразами были суровые языческие божества древних славян: Морозко (Трескун, Студенец, Зимник) – повелитель трескучих морозов, божество, представлявшееся в виде седобородого старика с железной булавой в руках, а ещё и злой мифический персонаж – Карачун. Подземный бог, повелитель холодов, буранов и метелей, насылающий падёж домашнего скота. «Мороз, Красный нос» Некрасова и создан по образу этих древних божеств – любит он «кровь вымораживать в жилах/И мозг в голове леденить». Тот же образ мы видим и на картине В. М. Васнецова. Привычный и горячо любимый нами сегодня образ доброго дедушки Мороза, который дарит детям подарки, начал складываться ко второй половине XIX века – во многом благодаря русской народной сказке «Морозко», а также сказке В. Ф. Одоевского «Мороз Иванович» (1840).
А с древних времён на Руси очень популярен другой добрый дух – Коляда. В дохристианской славянской культуре это божество, олицетворяющее новогодний цикл. Карамзин описывает Коляду как бога пиршеств и мира. Как правило, роль Коляды исполняла соломенная кукла или просто сноп соломы. Отсюда и колядки – святочные песни и прибаутки во время славления (колядования) по соседским домам. В одних городах и губерниях колядования начинались на следующий день после Рождества, а кое-где, в том числе и под Москвой, уже в сочельник. Вот как описывает это действо Николай Васильевич Гоголь в «Ночи перед Рождеством»: «Шумнее и шумнее раздавались по улицам песни и крики. Толпы толкавшегося народа были увеличены ещё пришедшими из соседних деревень. Парубки шалили и бесились вволю. Часто между колядками слышалась какая-нибудь весёлая песня, которую тут же успел сложить кто-нибудь из молодых козаков. <…> Маленькие окна подымались, и сухощавая рука старухи, которые одни только вместе с степенными отцами оставались в избах, высовывалась из окошка с колбасою в руках или куском пирога. Парубки и девушки наперерыв подставляли мешки и ловили свою добычу. В одном месте парубки, зашедши со всех сторон, окружали толпу девушек: шум, крик, один бросал комом снега, другой вырывал мешок со всякой всячиной. В другом месте девушки ловили парубка, подставляли ему ногу, и он летел вместе с мешком стремглав на землю. Казалось, всю ночь напролёт готовы были провеселиться».
Святочное колядование нередко сопровождалось переодеванием в шутовские маскарадные костюмы. Надевая личины животных и различной сказочной нечисти, ряженые тем самым отпугивали от себя и от тех, кого они славили, зло и нечистую силу. Такие переодевания были по душе не только простому люду. Любил вырядить скоморохами своих опричников и Иван Васильевич Грозный. А Пётр I, как известно, прославился своими маскарадными карикатурами на Папу, кардиналов, дьяконов и других служителей Церкви.
В Псковской губернии существовала на святки ещё одна интересная традиция – собирать так называемые субботники. Бедные вдовы за деньги предоставляли девушкам и юношам свои избы для смотрин. Празднично одетые девицы на выданье встречали возможных женихов песнями, а те приглядывались, какая из них больше придётся по сердцу.
И наконец – какие же святки без гадания? Для наших предков гадания на протяжении столетий оставались неотъемлемым святочным обрядом, несмотря на строгое осуждение Церкви. Помните, у Пушкина:
Настали святки. То-то радость!
Гадает ветреная младость,
Которой ничего не жаль,
Перед которой жизни даль
Лежит светла, необозрима;
Гадает старость сквозь очки
У гробовой своей доски…
А уж сколько было различных видов гадания: считать – не сосчитать! Окликали прохожих – узнавали имя будущего супруга; подслушивали под окнами – что первое услышишь, то тебя и ожидает; подходили в полночь к дверям пустой церкви – не почудится ли свадебное или погребальное пение? Многие гадания хорошо нам известны благодаря стихотворениям великих русских поэтов. «Раз в крещенский вечерок/Девушки гадали:/За ворота башмачок,/Сняв с ноги, бросали» (Василий Жуковский, поэма «Светлана»). Куда башмак носком ляжет, с той стороны и жди жениха, а уж если носком в собственные ворота – не быть свадьбе в наступающем году. «Татьяна любопытным взором/На воск потопленный глядит:/Он чудно-вылитым узором/Ей что-то чудное гласит»; а вот ещё один вид гадания, тоже из «Евгения Онегина»: «Татьяна, по совету няни/Сбираясь ночью ворожить,/Тихонько приказала в бане/На два прибора стол накрыть». Правда, пушкинская Татьяна в баню пойти так и не решилась, и правильно сделала: гадания в бане – самые страшные. К гадающей девушке явится будущий жених, сядет с ней за стол, и вот тут надо не забыть крикнуть «Чур меня!»… С нечистой силой шутки плохи. А ещё в бане гадали перед зеркалом. Что в зеркале померещится – то и случится.
Гадающая Светлана. К. П. Брюллов, 1835
Художник К. Е. Маковский запечатлел ещё одно народное гадание – на петухе. Гаданий на домашней птице было несколько. Например, запускали петуха, вокруг него раскладывали несколько предметов: чашку с водой, хлеб, уголь, кольца из разных металлов. Если начнёт пить воду – муж будет пьяница, клюнет хлеб – будешь жить в достатке, примется за уголь – быть женой бедняка, выберет золотое кольцо – выйдешь за богача и т. д. Если же гадательниц было много, то чьё кольцо петух выберет, к той вскоре и посватаются.
Гадали на бобах, на яйце, на топоре, на луковицах, на поленьях, на коровьей и воловьей коже, на сковороде – да мало ли что найдётся в хозяйстве!
А всё потому, что в начале нового года все надеются на лучшее – дети, взрослые, молодые и старики, богачи и бедняки. Все торопят своё счастье и надеются перехитрить судьбу. И уже всё едино: гадать или молиться, рядиться в кикимору или нести рождественский вертеп, чествовать Коляду или Деда Мороза. Главное, чтобы надежда на лучшее по-прежнему жила в сердце народа. И пусть Новый год в нашей стране давно потеснил Рождество, оба эти праздника по-прежнему радуют людей и дарят им сказку и – надежду!
Святочные гадания. К. Е. Маковский,1890-е
Гадание на картах. А. Г. Венецианов, 1842
Ёлочный торг. Г. М. Манизер
Колядки в Малороссии. К. А. Трутовский, 1864
Дед Мороз. В. М.Васнецов, 1885