Горичева vs. Декарт
Татьяна ГОРИЧЕВА – философ родом из Ленинграда, живущая во Франции уже без мало- го 40 лет. В 1980 году в преддверии Олимпиады она вместе со своими единомышленницами по феминистcкому движению «Мария» была выслана из СССР. Европа оценила русского филосо- фа, её труды переводят, издают и читают, имя Горичевой внесено во французскую историческую энциклопедию женщин-мистиков всех времён и народов… Последние годы мысль Горичевой посвящена идее спасения всего живого, и в этом она солидарна с мыслителями многих стран, имена которых философ приводит ниже. Россия же с её безбрежны- ми просторами, кажущимися неиссякаемыми для их эксплуатации «новым русским человеком», пока всерьёз не озаботилась данной проблемой. Своими трудами Татьяна Горичева предоставляет Родине шанс задуматься о ближайшем будущем.
Анна КУЗНЕЦОВА , Дмитрий КРЕСТОВ
Анна Кузнецова: Татьяна Михайловна, я не побоюсь Вашего неудовольствия и начну на торжественной ноте… Я, Ваш почитатель ещё со времён «Православия и постмодернизма» (Л.: ЛГУ, 1991), прочла последние ваши три книги – «Дневники» в альманахе «Русский мiръ» (2015), «Блажен иже и скоты милует» (Словении в 2010 год) и наконец «О священном безумии. Христианство в современном мире» (СПб: Алетейя, 2015)… Весь мой жизненный опыт говорит – философии этой безотлагательно настало время. Мы начинаем 2018 год с Вами и Вашей «православной экологией»…
Татьяна Горичева: В наше время богословы всех христианских конфессий пытаются восстановить справедливость и создать христианскую экологию, соответствующую задачам времени. И у православных появляются отдельные работы на эту тему (хочется особо отметить сочинения Патриарха Антиохийского святейшего Игнатия IV «Спасти творение»). Священный Синод вселенской Патриархии объявил 1 сентября Днём вознесения молитв в защиту окружающей среды. В православии (особенно в русском) космизм является неотъемлемой частью мироощущения и мировоззрения. Даже светская научная мысль в России движется в том же направлении: освоение космоса, идея о ноосфере… Смерть идеологий поставила человечество перед единой и главной проблемой – сохранить жизнь, которой становится всё меньше и меньше. Время не терпит.
А. К.: Вы прожили большую часть жизни во Франции, где философ – фигура модная, рекламируемая, ежемесячно выходит философский «глянец» Phylosophie magazine, да и вообще последняя треть XX века прошла под знаком мысли французов, о которой очень точно высказался автор Альманаха «Мiръ животных» петербургский философ Павел Кузнецов: «…замкнутая исключительно на себе самой, французская мысль даёт нужную остроту и терпкость гурманам французской интеллектуальной кухни. Но поданная к другому столу, она плохо переваривается вместе с картошкой на постном масле, капустой, водкой и солёными грибами». Есть ли сейчас во Франции коллеги, поддерживающие вашу «экологическую эсхатологию»? (цитирую особенно яркий момент из книги «Блажен иже и скоты милует»: « Если б сейчас были белые мыши вместо людей – никто бы и не заметил…»)
Т. Г.: Во Франции – если сравнить с англо-саксонским или немецким миром – вопрос об экологии и о животных был второстепенным в течение всего XX века. Ощущалась пагубная картезианская, сухая неотомистская традиция. Большинство философов, таких, как Сартр, например, считали, что пропасть между человеком и зверем абсолют- на и называли «сентиментальщиной» попытку мыслить о животных. Даже чуткий этик Левинас не признавал, что у животного есть лицо (а значит, и нравственные категории к нему не применимы). Счастливым исключением стал в конце своей жизни Жак Деррида. Он был вегетарианцем, вёл семинары о животных, написал книгу «Животное, которым я являюсь». Мужественно сражался против законов нашей цивилизации, обрекающих всё живое на вымирание. Против «индустриального, механического, химического, гормонального, генетического насилия, на которое человек обрёк жизнь животных». Потрясающе глубоко, соединяя огромную эрудицию и сострадание, пишет о «молчании животных» Элизабет де Фонтенэ. Если для Декарта человек – это «хозяин и собственник» на нашей земле, то для де Фонтене он призван быть ответственным её «защитником».
В последнее десятилетие размышления о гибели жизни уже не называют пустым «алармизмом». Всё больше мыслящих людей обращают свой взор на экологический апокалипсис. Многие признают, что природа из Объекта (пассивного) стала Субъектом истории, изувеченная земля отвечает катастрофами, засухами, уходом в небытие миллиардов животных и многим другим. Человечество «победило» – природы почти не осталось. Мишель Серр пишет: «Это была пиррова победа, на самом деле – это самое крупное поражение, которое потерпело человечество». Мы не «загрязнили» наше окружение, а попросту его ограбили. И Мишель Серр предлагает заключить с природой юридический договор, чтобы вести войну (если её уже не остановить) хотя бы по правилам.
Самый популярный, мелькающий по телевизору, читаемый и слушаемый философ в сегодняшней Франции, наверно, Мишель Онфрэ. Его последняя книга называется «Космос». Она полна ностальгии по деревенскому, крестьянскому быту, ладу с Небом, поэзии простых чувств, это воспевание непосредственного, первозданного бытия. Мишель Онфрэ говорит: «Когда я мыслю, я – вегетарианец». Очень антикартезианский афоризм!
А. К.: В России недавно переведён труд французского философа Жильбера Симондона «Два урока о животном и человеке» (Издательство Grundrisse. М., 2016), он даёт срез понятий о животном через века, начиная с Аристотеля. Переведён, подозреваю, не по причине «животной» темы, а потому что Симондон оказал влияние на популярного у нашей интеллектуальной публики Жиля Делёза…
Т. Г.: О Симондоне мало что знают и на Западе. Я кое-что читала. Мне понравилось его отрицательное отношение к дихотомическому противопоставлению телесного разумному. Оно вполне православно. Мне нравится его негодование по поводу того, что европейская цивилизация противопоставила мир тварей, «лишённых разума», миру людей, «наделённых разумом, самосознанием и властью».
Он предпочитает Аристотеля Платону. Потому что Платон смотрит на животных как на «недочеловеков». А Аристотель, придерживаясь не аксиологии, а «научной парадигмы», вводит понятие градации, то есть постепенного возвышения человека над всем созданным. Вот здесь-то мне и хочется возразить: Аристотель принёс гораздо больше вреда животным, чем Платон! (Заметим, что Аристотель повлиял прежде всего на западную Церковь, а Платон – на нашу, восточную.) Аристотель говорит о трёх душах: растительной, животной и человеческой. Лишь человеческая душа божественна и бессмертна, потому что она разумна. А две другие должны послужить ей и созданы только для блага человека. «Поскольку природа не делает ничего бесполезного и напрасного, неоспоримо и верно, что она создала всех животных на пользу человека».
Телеологический, аристотелевский взгляд на мир ещё и сегодня внушается студентам богословских учреждений на Западе. Помню, когда я училась у иезуитов (в Германии), нам говорили, что у барана специально такие красивые рога – Бог предусмотрел, куда можно повесить шляпу, возвращаясь с прогулки…
Дело в том, что неотомизм (а Фома Аквинский вышел из Аристотеля) хоть и критикуется лучшими богословами западной Церкви, всё же «остался в крови» и в подсознании. Недавно одна католическая монахиня точь-в-точь повторила слова Фомы Аквинского: «Невозможно любить животных, ибо они неразумны». И это несмотря на то, что научный и ненаучный мир каждый день поражается новым открытиям в области этологии. Звериному разуму, звериным эмоциям, предчувствиям, играм и радостям! Frans de Waal (он переведён на русский) так и назвал свою книгу: «Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных» (Издательство «Альпина нон-фикшн», 2017).
А. К.: В каждой из ваших вышеназванных книг есть отповедь самому цитируемому из французских умов – Рене Декарту. «Мы подменили Евангелие Декартом – именно в его философии произошло радикальное деление на человеческое и животное, с тех пор животное стало для нас какой-то нечувствующей машиной»… Именно Декарт вынес приговор, что животные не думают… «”Я мыслю, следовательно, существую11 – вот что пришло на место сада», – и Вы своей мыслью и практикой доказываете обратное…
Т. Г.: Декарт был живодёром и садистом. Резал крольчат. Отрезал голову живой собаке. Вставлял палец в ещё бьющееся сердце и наслаждался наблюдением. Чужой боли он не замечал. Нет, замечал, но получал от этого огромное удовольствие. Он в эти времена (XVII век) был не одинок. Вспомним, к примеру, Фрэнсиса Бэкона, писавшего: надо подчинить себе природу. Землю необходимо подвергнуть пыткам – только так мы узнаем её секреты…
Декарт говорит о радикальном отличии души от тела и считает, что тело – это неживой механизм. «Животные – это не что иное, как просто машины, автоматы. Они не чувствуют ни удовольствия, ни страдания, ни чего либо другого… Хотя они и кричат, когда их режут. их крики не означают, что они страдают. Они похожи на заведённые механические часы, и если их поведение сложнее хода часов, то это потому, что часы сделаны людьми, а животные Богом».
Конечно, противопоставление себя животному, самовозвышение, насилие над всякой тварью и истребление жизни началось задолго до Декарта. Человек, совершив первородный грех, предал Бога и потерял рай (чего не сделали животные), и теперь человек должен был бы через обожение возвратиться к единству с Целым. Спасение человека совершается не в одиночестве. Вся тварь ждёт подвига от сынов Божиих. Вспомним апостола Павла: «Ибо тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих. Потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению.» (Рим 8: 19-21).
Сегодня, в конце времён, мы присутствуем при возрождении нового «тотемизма». Множество людей именно в животных находит утерянный рай («они (животные) несут на себе отблеск райской красоты» – Леон Блуа), «икону» целостности, неотчуждённости от Бога. Животные возвращают нас к Жизни своей радостью, любовью, преданностью. Своим послушанием Богу (и даже человеку). Так что скорее ОНИ (а не мы) ведут к Богу усталое от суеты, лжи, насилия и потребления человечество.
Дмитрий Крестов: Я обратил особое внимание на следующий фрагмент Вашей книги: «Настало время вспомнить о [Хуго фон] Гофманстале, а именно о его гениальном ”письме“… ’’Письмо от Филиппа, лорда Чандоса к Фрэнсису Бэкону“: ”Вы не поймёте, почему я так долго радуюсь безобразным щенкам или кошке, которая осторожно пробирается меж обломков цветочных горшков. Не поймёте, что мой взгляд ищет среди этих нищих и неуклюжих предметов крестьянского быта нечто такое, чья невзрачная форма и никому не нужное существование, чья немая сущность смогут стать источником загадочного невысказанного безграничного восхищения…“» («Блажен иже и скоты милует»).
И автор заключает: «я перестал говорить». Можно ли что-то говорить, когда говорить не хочется? когда «молчание животных» вопиёт сильнее, чем любые патетические дискуссии …Как Вы пишете – «Пустыня убогой и субъективной мысли ”ни о чём“» (там же).
Т. Г.: Это очень глубокое вопрошание. Гофмансталь, написавший о восхищении заброшенностью, забитостью, нищетой оставленных предметов, а также жалких щенков и котят, настаивающий на молчании, приблизился к тайне райского блаженства. К ней приблизились и Симона Вайль, и Ницше. Заметим, что никто из них не принадлежит к «христианским» мыслителям. Скорее наоборот. «Подлинный гений, – пишет Симона Вайль – это не что иное, как сверхъестественное смирение» («Личность и святое»). Гениальная святость – вот последняя истина, и для Симоны Вайль, и для Бердяева, и для Оливье Клемана. Деревенский дурачок (для нас, православных, – юродивый) с его заиканиями и мычанием бесконечно выше Аристотеля (Симона Вайль).
Теперь о рае. Рай – это норма. В него возвращается святой, переживший нечеловеческие страдания, униженность, презрение всего мира. Ибо рай – это блаженство. А Господь дал нам заповеди блаженства, в которых сказано «блаженны плачущие», «блаженны кроткие»… Сегодня эту заповедь выполняют замученные на бойне, брошенные в жертву человеческой жадности, зависти, гедонизму животные. В раю не было «знаков» и репрезентаций. Не было нашего отчуждённого языка. Но все понимали друг друга. Страдание животных удвоено их молчанием. Но молчание – единственный ответ на предельное страдание. Блажен человек, принимающий блаженство животных. Он обретает норму, становится «совершеннолетним» в меру возраста Христова. Юродивые, которые часто окружены животными, – самый сильный пример «молчаливой, гениальной святости», принятия райского блаженства.
Гениальное юродство – закон всех страдающих, честных, служащих истине душ. Вспоминается туринская лошадь, заставившая навсегда замолчать Ницше: 1889 год, на площади в Турине Ницше увидел, как бьют усталую клячу. В слезах, он подбежал к ней, обнял за шею и сам упал на землю. Его последними разумными словами были: «Mutter, ich bin dumm» («Мама, я глуп»). Ещё десять лет он прожил в психиатрических больницах – прожил в молчании или составляя коротенькие расписки – «Дионис», «Распятый».
Д. К.: Самая богословски важная мысль, на мой взгляд, содержится в Ваших парижских дневниковых записях, опубликованных в Альманахе «Мiръ животных» (10 января 2013 года). Речь идёт о евхаристическом каноне. Перед этим читается Тайная молитва, её паства не слышит, а слышит только возглас священника в конце: «Твоя от Твоих Тебе приносяще о всех и за вся». И почти никто не задумывается и не осознаёт, что «за вся» – это за «всё творение»! Что Жертва Христа была ради всей твари! Епископ Каллист (Уэр), которого Вы цитируете как «редкий случай православно-экологической мысли в наши дни», говорит: «Важно то, что в Евхаристии мы приносим дары не только за всех людей (диапантос), но и за все вещи (диапанта). Масштаб евхаристической жертвы охватывает не только человечество, но всё царство природы. Она всеобъемлюща. Таким образом, Евхаристия призывает к экологической ответственности. Она обязывает нас защищать и любить не только наших близких, но и все живые существа. Мало того, она обязывает нас защищать и любить траву, деревья, скалы, воду и воздух. Совершенно осознанно совершая Евхаристию, мы смотрим на весь мир как на таинство».
– Всё живое свято! Бог не даст погибнуть своему творению. И Святой Дух «везде сый и вся исполняяй». В Евхаристии мы приобщаемся Кресту и Воскресению.
Мы – это вся тварь. И давно пора отказаться от идеи, что Господь Иисус Христос – Спаситель только людей и никакой другой твари. Древний патристический принцип говорит: то, чего не было в воплощении, не участвует и в искуплении.
Вот святой Афанасий Великий: «Когда Слово посетило Пресвятую Деву, Дух Святой был там и Слово в Духе создало тело, желая присоединения всех существ, подарив мир как сущностям неба, так и сущностям земли» («Послания к Серапиону» 1: 31).
А святой Ириней Лионский однозначно включает всю Вселенную в тайну Евхаристии: «Иисус Христос пришёл видимым образом, сделался плотью, чтобы искупить (рекапитулировать) собой всё творение». В Воскресении участвует также вся Вселенная. На Пасху мы поём: «Ныне вся исполнишася света, небо же и земля и преисподняя: да празднует убо вся тварь восстание Христово».
У пророка Иезекииля и в «Откровении» Иоанна Богослова четверо животных участвуют в небесной литургии. «И среди престола и вокруг престола». Животные ближе всего к Сидящему на престоле, за ними идут старцы, и они, и животные выражают непрестанное славословие от всей твари. Могут сказать, что это лишь «символы». Нет, это космическая литургия (так называют богословы сочинения Максима Исповедника). Она Реальна. И её космическое чудо можно разглядеть даже физическим взглядом. Каждый, кто присутствовал, например, на дивеевских службах (или на службах в каких-либо других русских монастырях), был свидетелем того, «как играло солнце», как били из-под земли – в ответ на молитвы – когда-то засохшие источники и веселились птицы.
А. К.: Многие народные верования в России связаны с ошельмованием животных, прежде всего собак; считается, например, что православным нельзя держать их в доме, тем более освящённом, из-за «нечистоты» духовной… Вы в своих книгах убедительно доказываете, что к христианству эта, не побоюсь сказать, чушь не имеет отношения. Как это обоснование пришло в вашу философию? И есть ли современные еврейские и арабские философы, разделяющие вашу позицию?..
Т. Г.: «Никакого антисобачьего богословия не существует», – это высказывание Патриарха Русской Православной Церкви Кирилла. Католическая святая Хильдегард фон Бинген писала: «Дьявол ненавидит собаку, потому что она больше всех остальных существ любит человека». Святой мученик цесаревич Алексей (как и другие члены царской семьи) был привязан к своим собакам. Собачка Джой была с ним до последнего часа. Ей удалось убежать от убийц… В христианстве нет чистых и нечистых животных. Все чисты.
Иначе в иудаизме. Собака считалась животным нечистым. Они там не особо почитались. Но собаки (как и другие животные) тоже отдыхали в субботу. У евреев была поговорка: «Если у еврея есть собака, то или собака не настоящая, или еврей не настоящий». Это было для них «языческой глупостью». Существует множество рассказов, как собак натравливали на евреев. И не только во время холокоста.
Но не всегда было так. В древних текстах собаки сторожат и охраняют детей. В книге Товия ангел Рафаил сопутствовал Товию, а собака юноши шла с ними.
Мои еврейские друзья-философы не раз говорили мне, что плох скорее человек. Собака не виновата. Она так любит человека, обожает его, что тот «распускается» и мнит о себе слишком много, принимает на себя роль Бога. В то время как (особенно в иудаизме) между Богом и человеком – пропасть.
Сегодняшний иудаизм смягчил многое. Иудейский раввин Овадья Климовский отмечает, что, кроме запрета есть собак, ничего особенного в нечистоте собак на сегодняшний день нет. И среди защитников животных очень много евреев. Исаак Зингер, Элизабет де Фонтене, Жак Деррида. Исаак Зингер говорил: «Для животного любой человек – вечная Треблинка». Евреи, пережившие ад нацистских лагерей, как никто другой сочувствуют мукам животных, ведомых (вернее, везомых) на индустриальную бойню. А таких миллиарды и миллиарды. И их количество растёт.
О мусульманах. Здесь всё печальнее. Хотя в Коране запрещается наносить вред всему живому, и о собаках там нет ничего отрицательного, существуют хадисы, где, например, сказано: чёрную собаку надо убить, ибо это шайтан. В другом хадисе: «Существует пять, убивать которых позволено: змея, скорпион, коршун, крыса и злобная собака». Мне трудно порой в Париже гулять со своим маленьким пёсиком. Вижу страх в глазах арабов и негров (коих сейчас больше, чем «белых»). Как-то мне объяснили: если мусульманина укусит собака, он не попадёт в рай.
Конечно, есть и другие предания. Например, рассказ о том, что проститутка дала в своей туфле напиться воды собаке. За это ей простились все грехи. Но в народной массе устойчивы страх и презрение к собакам. Намечаются и политические изменения. Недавно в Бельгии исламистская партия («исламские демократы») предложила запретить собак. В Гааге член городского совета Хасан Кучук предложил рассматривать содержание собаки как уголовное преступление.
Но в культурном мире произошло радостное событие – вышла (на французском) книга «Животные в исламе». Её автор Al-Hafiz B. A. Masri, крупный мусульманский богослов, приходит к следующим выводам:
1. Ислам не принуждает есть мясо, напротив, взывает к состраданию и воздержанию. К тому, чтобы не убивать.
2. Ислам ни в коем случае не призывает убивать во время Курбан-байрама.
3. Ислам не запрещает обезболивания при религиозном заклании.
В книге также много сказано против охоты, корриды, опытов над животными.
Вот бы перевести этот труд на русский!
А. К.: Каких авторов Вы вообще рекомендовали бы в укрепление духа и психики, прежде всего тем, кто занимается защитой животных и природы как таковой? Что можно вообще сказать этим храбрым людям, идущим против «мира»? Часто у них опускаются руки…
Т. Г.: Да, несмотря на то, что большинство западных (в том числе и французских) философов откликается на темы «окружающей среды», «истязания животных», «потепления планеты» и т. д., наша интеллектуальная публика продолжает не замечать самого важного. Сейчас во Франции я слушаю (обычно по радио «Франс Культюр») философов, писателей, нейрофизиологов, этологов. Обязательна тематика сознания и самосознания у животных, способности животных обучаться, начатки культурной деятельности, планирование и спонтанность, взаимопомощь и т. д. Влиятельные французские интеллектуалы (24 человека вначале, но потом их было много больше) обратились к депутатам французского парламента (15 апреля 2014 года) и призвали их признать животных «существами, наделёнными чувствами». Среди них были: Boris Cyrulnik (этолог, психоаналитик), Florence Burga (философ), Elisabeth de Fontenay (философ), Pierre Rahbi (философ), Edgar Morin (социолог, философ), Hubert Reeves (астрофизик), Luc Ferri (бывший министр культуры)… 200 лет животные во Франции были приравнены к мебели. И вот сегодня Кодекс Наполеона удалось пересмотреть. А как же иначе, ведь во Франции больше, чем в других странах Европы, любимых домашних животных. Ибо «там, где опасность, растёт и спасение».
А. К.: Цитирую Вас снова: «Церковь способна дать ответ на вопрос о творении. А именно этот вопрос становится важным в эпоху всеобщего экологического кризиса. Сегодня человек, уничтоживший все высшие ценности, заметил, наконец, что и ”низшее“, ”презираемое“ им – тварь – более не служит ему, что, оказывается, есть пределы бесконечному потребительству и жестокости». Видите ли Вы признаки того, что Церковь может выступить в защиту природы, и что для этого мы можем сделать со своей стороны?
– В православной традиции святые часто жили вместе с животными. Возвращались в рай. Но сегодня и в православии страх «полюбить» Другое, да и вообще «полюбить», – распространённое явление.
И чем ничтожнее двуногое существо, тем с большей гордыней оно унижает невинных и беззащитных, принесённых на алтарь технократической цивилизации зверюшек. Таким образом, человечество совершает самый страшный грех – грех против духа Жизни, духа Святого. По пальцам можно перечислить образованных людей в России, кто даёт «православный» ответ на ожидание страдающей твари. Замечательны проповеди и заметки рязанского священника отца Константина Камышанова. Советую всем разыскать их в Интернете.
А тем, кто ещё вне Церкви, стоит обратить внимание на кумира постструктуралистов и деконструктивистов – Жака Деррида и его книгу «Животное, которым я являюсь». До сих пор я не слышала, чтобы в интеллектуальных кругах Москвы или Петербурга говорили о «таком» Деррида – мужественном и умном защитнике животных.
– В чём мы можем перенять практический опыт «картезианского запада» в деле защиты живого?
– В области защиты животных мы отстаём от Запада лет на сто. У нас до сих пор нет закона, наказывающего за жестокое отношение к животным. Есть одна слабенькая статья – 245-я, но и её очень трудно пустить в ход. Безнаказанно, с сатанинским подтекстом, свирепствуют так называемые догхантеры, расширяется сеть притравочных станций, расстреливают беззащитных медведей и медвежат в их зимних берлогах. Больно и трудно говорить ещё о многом. Мы в Европе – последняя страна, где творятся (в массовом порядке) столь чудовищные преступления. Горько и стыдно.
Во Франции тоже льются звериные слёзы. Но здесь уже не смеются над «сентиментальностью», и здесь работает закон. И работает под контролем многочисленных зоозащитных организаций (муниципальных и частных). В любом кафе можно взять в руки газету и прочесть (в обстоятельной статье), что человек, застреливший собаку соседа, получил пять лет тюрьмы плюс большой штраф. Неделю тому назад в «Паризьен» прочла о том, как поругались два приятеля, во время ссоры один из них убил ручную крысу. За что получил два года тюрьмы и 30 тысяч евро штрафу.
Вопрос о «вине перед животными», истребляемыми технократической цивилизацией, – один из центральных. В Париже никто не удивляется, если пять часов подряд не работает одна из линий метро, потому что там заблудилась собака. И эту собаку ищут. И реклама частенько призывает нас: не покупайте животных, «усыновляйте» тех, кто брошен, берите в приютах!
Париж – самый собачий город Европы. Какие тёплые отношения завязываются у меня с самыми разными людьми, которые хотят погладить и поласкать моего слепого и навсегда травмированного прежним хозяином пса Босю.