Тайный подвиг патриарха

Александр ПУТЯТИН,

писатель-историк

В «просвещённых европах» на политической сцене блистают хитроумные талейраны, завоёвывают сердца людей логически-безупречные жан-жаки руссо, строят могучие государства прозорливые кардиналы ришелье и разрабатывают военную стратегию гениальные густавы-адольфы. В нашей стране все войны выигрывает Женераль Мороз… Ну, а политические победы, как учат нас те же «европы», приходят к нам сами – это просто отклик сердобольной старушки-судьбы на прославленную Бисмарком «непредсказуемую русскую глупость».

Яркой иллюстрацией к этому тезису могла бы стать история Второго ополчения – народной армии, в 1612 году освободившей Москву от поляков. Ещё в школе этот эпизод из прошлого поражал меня своей нелогичностью. Многие вещи, о которых рассказывал учитель, казались невероятными. Сами посудите…

Если верить учебнику, всё началось с зажигательной речи Кузьмы Минина на сходе нижегородского посада. Призыв – создать ополчение и изгнать из страны оккупантов – горожане дружно одобрили и начали собирать деньги на жалование ратным людям. Каждый житель должен был отдать на спасение родины «пятую деньгу» – 20 процентов своего достояния. Многие жертвовали ещё больше. Но кому? Не князю, не боярину. Человеку, который ещё вчера всего лишь держал лавку в мясном ряду!

Ратные люди для новой армии тут же находятся. Среди них много смоленских, вяземских и дорогобужских дворян, закалённых в боях с поляками и после захвата врагами Смоленской земли ушедших – по странной случайности – именно в окрестности Нижнего Новгорода. Главным воеводой горожане, с подсказки Минина, приглашают человека со стороны – Дмитрия Пожарского. И это при том, что у города есть свои воеводы. Пожарский, что характерно, недавно лечился от ран в далёком Мугрееве, но незадолго до избрания Минина переехал в Нижегородский уезд. Уговаривает воеводу делегация во главе с архимандритом Феодосием. Пожарский соглашается, но с условием, что в сотоварищи получит доселе неизвестного ему Минина.

В дальнейшем эти два человека руководят освободительной борьбой так дружно и слаженно, будто прослужили вместе не один год. А ведь они впервые встретились, скорее всего, уже в Нижнем Новгороде! Создаётся впечатление, что из рассказа о спасении России выдернут главный стержень: в нём отсутствует ключевой персонаж. Тот, кто всё это придумал и организовал. Имя героя я узнал значительно позже. И тогда же понял, почему свой план освобождения Москвы он начал осуществлять именно в это время.

Спасти Россию призвал Минина и Пожарского патриарх Гермоген.

Заговор патриарха

Лето 1611 года стало переломной точкой в долгой кровопролитной войне. 3 июня польско-литовские войска Сигизмунда III овладели Смоленском. 16 июля в Великий Новгород ворвались шведские ратники Карла IX. А 22 июля, через шесть дней после того, как рухнула оборона рубежей, казаки убили главу земского воинства Прокопия Ляпунова. После этого Первое ополчение начало распадаться. Его новый лидер – атаман Заруцкий – резко сменил политический курс, решив посадить на русский престол «псковского вора» или малолетнего «ворёнка», сына Марины Мнишек. Казалось, спасти страну уже невозможно.

К счастью, так думали не все. 5 августа 1611 года Родион Мосеев из Свияжска проник в захваченный поляками Кремль и вынес оттуда грамоту с призывом к нижегородцам: начать сбор новой земской рати. Автором этого письма был патриарх Гермоген. Через 20 дней послание дошло до адресата.

Очень важно, что Мосеев лично встретился с Гермогеном, следовательно, мог привезти от него не только письменные, но и устные распоряжения. Ведь Нижний Новгород традиционно не имел собственного епископа, а находился в прямом подчинении у московского первосвященника: сначала митрополита, а затем и патриарха. Гермоген, всегда глубоко вникавший в дела, явно знал, кому можно доверить общественную казну. А поскольку взявшийся за сбор средств на ополчение Кузьма Минин был избран земским старостой на том же сходе 1 сентября 1611 года, где зачитывалось письмо патриарха, весьма вероятно, что его кандидатуру предложил именно Гермоген. Рекомендация патриарха стала источником политического влияния, которое приобрёл Минин среди сторонников нового движения с первых дней его основания.

Некоторые историки с недоверием воспринимают сведения о встрече Мосеева и Гермогена. Ведь патриарх с апреля 1611 года находился под арестом. Его келью в монастыре охраняли верные Семибоярщине стрельцы и польские приставы. Но 4 августа 1611 года к Москве с большим обозом подошло воинство Петра Сапеги. Прорываясь в Кремль, поляки атаковали казачьи острожки за Яузой. Одновременно по ним ударили ратники Гонсевского. Казакам в обоих случаях удалось отбить натиск. На следующий день Сапега повторил попытку прорыва. Атака на этот раз шла не на Яузские ворота, а на Арбатские и Никитские. И снова Гонсевский ударил навстречу. Проход в Кремль обоза с провиантом был для поляков делом жизни и смерти, и в атаку на Белый город они бросили все наличные силы. Поэтому надзор за Гермогеном ослаб, чем и воспользовался Мосеев.

Обоз с провиантом 5 августа прошёл в Москву. Воины Сапеги усилили польский гарнизон русской столицы. Но в этот же день через одну из тайных калиток Кремль покинул неприметный путник с грамотой, которая вскоре приведёт к уничтожению власти оккупантов и их боярских прихвостней.

Дело, за которое взялись нижегородцы по просьбе патриарха, было непростым. Минин оказался прекрасным организатором, но армии нужен был полководец. О том, как избирали и уговаривали Дмитрия Пожарского послы нижегородского посада, написано во всех книгах, посвящённых Смутному времени. И при этом практически нигде не акцентируется внимание на трёх важнейших обстоятельствах.

Первое: среди тех, кто предлагал Пожарскому пост главнокомандующего, не было местных воевод! Хотя до этого они активно участвовали в освободительном движении – Репнин водил нижегородскую рать под Москву в составе Первого ополчения, а Алябьев вместе с посадскими людьми рассылал по окрестностям списки с грамот Гермогена. Второе: приняв предложение, Пожарский появился в Нижнем Новгороде только 28 октября, причём нижегородские воеводы не посмели оспаривать его первенство. И наконец, третье: в дальнейшем схожие ситуации – когда к войску присоединялись отряды во главе с более знатными воеводами, имевшими преимущества перед «худородным» Пожарским, – повторялись неоднократно, но вплоть до самого сражения за Москву никто из бояр и окольничих даже не попытался поспорить со скромным стольником за власть над земской армией! Случай, доселе небывалый в истории Московской Руси…

Готовность, с которой гражданские и, особенно, военные власти признавали полномочия Минина и Пожарского, можно объяснить лишь тем, что их рекомендовал на высокие посты Гермоген. Авторитет патриарха, духовного лидера российских патриотов, к тому моменту был на недосягаемой высоте. Но почему тогда, спросят скептики, Минин и Пожарский не оглашали патриарших рекомендаций при народе? Это легко объяснить.

Гермоген томился в плену, и оккупанты могли найти в этом повод для расправы над узником. Вот почему Минин ссылался лишь на вещие сны, в которых Сергий Радонежский призывает его, простого мясника, на великий подвиг. Потому и Пожарский в ответ на вопросы – как случилось, что он занял свой пост, обойдя более знатных воевод, – лишь недоумённо пожимал плечами. Но сдержанные в речах народные вожди указывали на ведущую роль патриарха символикой!

Дело в том, что главной святыней Второго ополчения весной 1612 года стала икона Казанской Божьей Матери, при обретении которой за 32 года до этого ключевую роль сыграл Гермоген.

Каким же был человек, чей план спасения России оказался настолько хорош, что ему не помешали ни арест, ни даже смерть? О его ранних годах известно немного. Даже дату рождения знаем приблизительно – 1530 год. Поляки считали, что священник Ермолай (так звали Гермогена до пострижения в монахи) происходил из донских казаков. Русские историки то выводили его из городского духовенства, то причисляли к роду Шуйских или Голицыных. Достоверно известно, что он много лет служил приходским священником в Казани. После смерти жены принял постриг, и в 1588 году получил назначение сначала игуменом, а затем архимандритом Спасо-Преображенского монастыря. 13 мая 1589 года, патриарх Иов возвёл егов сан епископа и практически сразу после этого поставил во главе вновь учреждённой Казанской митрополии.

Следующая ступень в карьере Гермогена связана со скандалом на свадьбе Лжедмитрия I. Тогда казанский митрополит публично выступил против брака с католичкой: «Не подобает православному Царю брать некрещеную (бескупельный римский обряд русская Церковь в то время таинством не считала) и вводить в святую церковь. Не делай так, Царь: никто из прежних Царей так не делал…»

Здесь проявляется стиль общения Гермогена с властью: он никогда не спорил по пустякам, до последнего стараясь сохранить «худой мир» даже с явными противниками. Но если такой возможности не было – бил сильно, безжалостно и наносил удар в самое уязвимое место.

Разъярённый самозванец приказал лишить Гермогена сана и отправить в заточение в Казань. Однако до этого не дошло: 17 мая 1606 года князь Василий Шуйский совершил государственный переворот. Лжедмитрий I погиб. Через три дня Шуйский сам стал царём, и 3 июля на духовном Соборе Гермогена избрали Всероссийским патриархом.

В одном фантастическом сериале старый учитель напутствует героя словами: «Иди по жизни своей дорогой: если ты достаточно мудр, силён и твёрд в своём выборе – Вселенная присоединится к тебе!» Мне кажется, эти слова вполне подходят Гермогену. В течение всей Смуты он придерживался твёрдой позиции: стране нужен русский царь, избранный «Всей Землёй». И впрямь – счастье так и не улыбнулось самозванцам и иноземцам. После свержения Шуйского бояре предлагали царский трон принцам трёх соседних стран: Польши, Швеции и Германии. Но история пошла по пути, указанному ей Гермогеном!

Именно так! Патриарх был первым российским политиком, кто ещё в 1610 году предложил избрать на царство Михаила Романова. Высказав пожелание делегатам Земского собора, патриарх разработал детальный план по «продвижению» своего кандидата в цари. И до последних своих дней подбирал и расставлял на нужные посты людей, которые завершат его работу: спасут страну от поляков и возведут на трон новую династию.

Гермоген понимал, что может не дожить до победы. Оккупанты рано или поздно догадаются, кто руководит освободительной борьбой. И тогда его ждёт смерть.

Все на выборы царя!

Февраль 1613 года. Земский Собор в Москве выбирает царя. Вот уже больше пяти недель никак не может выбрать. Имя государя неизвестно до последнего дня. Да что там дня! Ещё утром 21 февраля Собор обсуждает список из семи кандидатур, в котором нет Михаила Романова. А уже вечером на городских площадях идёт присяга на верность юному царю.

Что интересно, Михаил не был фаворитом избирательной гонки. Наибольшие шансы на победу, по мнению большинства, сохранял князь Дмитрий Трубецкой. Ветеран освободительного движения, из Гедиминовичей, представитель одного из знатнейших боярских родов. Именно Трубецкой стал, хоть и формально, старшим из трёх руководителей Первого ополчения. Затем вместе с Мининым и Пожарским вошёл в состав второго триумвирата, стал главой объединённого Земского правительства.

После освобождения Москвы в 1612 году лидеры духовенства и воеводы торжественно вручили Трубецкому дарственную грамоту на Важскую землю. Бумага была составлена как соборный приговор. Украшенный золотыми прописями свиток начинался словами, что прежде Вагой владел царь Борис. Трубецкой, естественно, принял этот оборот речи за готовность признать его права на трон. И ждал от Земского собора быстрого и благоприятного для себя решения. Но тушинского боярина постигло разочарование. Его кандидатуру, предложенную казаками, отклонили соборные представители. Столь же последовательно земские делегаты отвергли Михаила Романова, Дмитрия Черкасского и многих других. Стало ясно, что ни один из кандидатов не соберет большинства голосов. И с этим нужно что-то делать.

Первые шаги по корректировке состава выборщиков Трубецкой, Минин и Пожарский предприняли ещё до начала Собора. Они составили и утвердили Земельный список, в котором содержались сведения о чинах и землевладениях членов Думы, стольников и московских дворян. После этого большинство помещиков разъехалось на зиму по усадьбам, чтобы к весне уладить личные дела. Они понимали: война не кончилась и скоро предстоят новые походы.

Роспуск Пожарским дворянских полков, в которых он пользовался непререкаемым авторитетом, убедил Трубецкого в том, что его соратник-Рюрикович сам на престол не претендует. А когда Минин помог обеспечить кормами и жалованием казаков, основной избирательный электорат Трубецкого, он уверился, что коллеги по триумвирату его верные сторонники. Трубецкой заблуждался. Боярин не заметил, что преимущество, которое на словах отдавали ему коллеги, работает не «за», а «против» его избрания.

Полученные от самозванца земли «тушинских» дворян при составлении Земельного списка руководство страны признало «незаконными дачами» и отобрало без компенсации. Сравнив это решение правительства с Важской грамотой, делавшей Трубецкого самым богатым человеком России, коллеги-тушинцы не без основания сочли его предателем. Обиделись на Трубецкого и казаки. В своё время он не раз обещал озолотить их за «московское взятие». Но казна заплатила им лишь по восемь рублей на человека, да и то не всем. Жалование выдали только «старым» казакам. Остальным правительство разрешило построиться в Москве и других городах, не платя два года налогов и долгов. В таборах невольно сравнивали эти жалкие крохи с тем жирным куском, который урвал Трубецкой. «Войско», полтора года воевавшее против поляков и правительства Мстиславского решило, что их предводитель оказался таким же «злым боярином», что и все прочие.

Но если Пожарский не претендовал на трон, то кого же они с Мининым хотели видеть на русском престоле?

Вернемся в июнь 1610 года. Ратники Григория Валуева привезли в Москву «воровского патриарха» Филарета, пленённого под Волоколамском. Вопреки нравам и обычаям того времени, глава рода Романовых не отправился в застенок или на дыбу, а вернулся на своё московское подворье. Ибо за него горячо вступился Гермоген. Московский первосвященник публично объявил Филарета жертвой «зловредного вора», подтвердил ранее принадлежавший Романову сан митрополита и вернул его на Ростовскую епархию. По словам современников, Гермоген всегда был «прикрут в словесех и воззрениях». Филарет же не только получил прощение, но и, по мнению Руслана Скрынникова, вскоре завладел «большой властью над патриархом».

Поведение Гермогена легко объяснимо. После распада тушинского лагеря у главы «воровской думы» Салтыкова возникла идея: пригласить на царство польского королевича Владислава. Романов согласился, но лишь при условии перехода того в православие. Такая принципиальность в вопросах веры произвела благоприятное впечатление на Гермогена.

Когда в июле 1610 года бояре свергли с престола Василия Шуйского, Гермоген на Земском соборе предложил избрать царём сына Филарета – Михаила Романова. То есть уже к середине 1610 года сложился «союз двух патриархов», которые не только ликвидировали раскол русской Церкви, но и начали формировать патриотическую партию, дабы изгнать оккупантов, прекратить Смуту и провести честные выборы царя. Выпячивать Михаила Романова в тот момент лидеры партии не пытались. Оба патриарха были опытными политиками и понимали, что вначале им придётся отбить русский трон у Владислава, ставленника Семибоярщины.

Вскоре Филарет отправился послом к Сигизмунду, чтобы не допустить изменений в договоре об избрании Владислава. Гермоген же, который мог в любой момент превратиться из главы Церкви в узника, создает патриотический центр, который становится своего рода «коллективным пропагандистом». Москва не подходила в силу разгула Семибоярщины, поэтому центром стал Троицко-Сергиев монастырь. Возглавил обитель соратник патриарха – архимандрит Дионисий. Чуть позже Гермоген инициировал и создание главного очага военного сопротивления – Второго ополчения.

Снижая популярность Трубецкого, Минин и Пожарский повышали шансы на избрание Михаила Романова, предложенного казачьим кругом. Сами вести агитацию в его пользу они не могли, так как это сразу дошло бы до Трубецкого. Потому основным рупором «романовской партии» стали троицкие монахи. Чтобы облегчить им работу, Минин с Пожарским провели на Соборе два важных решения. Во-первых, они добились, чтобы «Мстиславского сотоварищи» удалили в Ярославль до тех пор, пока остальные договариваются о едином русском кандидате. Трубецкой не стал возражать. В каждом боярине он видел конкурента за голоса выборщиков. Официально народу сообщили, что члены Думы отправились из Москвы на богомолье. Во-вторых, земские лидеры провели через Собор решение об отказе от иностранных кандидатур. И здесь Трубецкой был уверен, что это в его интересах. Настало время пустить в ход главный козырь патриотов.

Во всех предыдущих царских выборах важнейшую роль играл патриарх. Гермоген умер от голода в заточении, не дождавшись освобождения Москвы. После его кончины престол опустел. Но остались единомышленники – троицкие монахи. В решающий момент они не только открыто поддержали кандидатуру младшего Романова, но и предоставили для собрания его сторонников своё подворье в Китай-городе. На этой сходке дворяне, купцы, атаманы, представители слобод и полков постановили добиваться избрания на трон юного Михаила, упирая на то, что его отец – родной племянник царицы Анастасии, первой и любимой жены Ивана Грозного.

7 февраля, на следующем заседании Собора, выборные от казаков вторично предложили кандидатуру Романова. Их тут же горячо поддержали другие участники совещания на Троицком подворье. Речи сторонников Михаила, по свидетельству Авраамия Палицына, «не обретеся ни в едином слове разньствиа». Очевидно, не надеясь на красноречие делегатов, монахи снабдили их копиями-шпаргалками с одной и той же грамоты.

Руководивший заседанием Трубецкой попытался заволокитить вопрос, предложив вызвать претендента в столицу. Однако соборным чинам к тому времени уже надоели проволочки. Троицкий келарь Авраамий Палицын призвал вынести обсуждение за стены дворца и узнать, что думает о кандидатуре Михаила народ. Его горячо поддержали другие участники сходки на Троицком подворье. Видя, как много людей требует избрания Романова, на их сторону перешли боярин Василий Морозов, рязанский архиепископ Феодорит и архимандрит Новоспасского монастыря Иосаф.

Эта троица вышла на Лобное место, где Морозов обратился к народу с речью. Толпа отозвалась шумом одобрения. Но избрание царя без участия Думы не входило в планы Минина и Пожарского. Они предложили перенести голосование на две недели, чтобы вернуть в Москву бояр и выслушать их мнение. Понятно, что «Мстиславский сотоварищи» без борьбы не отдадут корону «худородным» Романовым. Чтобы выманить их в столицу, земские лидеры предложили компромисс: бросить жребий между тремя кандидатами – Дмитрием Трубецким, Иваном Голицыным и Михаилом Романовым. То есть царя избрали бы так, как и первого патриарха. Трубецкой в этой троице представлял земское движение, Голицын – Семибоярщину, Романова выдвинули казаки.

Вернувшись в Москву, бояре повели себя предсказуемо и добились того, что предложение о трёх кандидатах было отвергнуто Собором. Взамен Дума внесла на обсуждение альтернативный список из семи человек. В него вошли: Мстиславский, Воротынский, Трубецкой, Иван Романов, Фёдор Шереметьев, Иван Черкасский и Дмитрий Пожарский. Но тут упёрлись участники собрания на Троицком подворье, к которым уже успело присоединиться большинство простых москвичей. И потребовали обсуждения кандидатуры Михаила.

Бояре попытались убедить Собор вернуться к вопросу об иностранных принцах. И тут толпа казаков и посадских жителей ворвалась во дворец и принялась бранить Думское руководство. «Бояре потому не выбирают в государи никого из здешних господ, – кричали горожане и ратники, – чтобы самим править и одним пользоваться доходами страны, и, как случалось раньше, снова отдать государство под власть чужого народа». Бояре так и не смогли выдвинуть кандидата из своей среды, об иностранце же народ не желал и слушать. Толпа отказывалась расходиться, пока соборные чины не проголосовали за избрание Романова.

Неблагодарные потомки?

Почему же деяния Гермогена неизвестны широкой публике? В первые годы Михаилу и Филарету было не до замученного оккупантами героя – дай Бог разобраться с текущими проблемами. При Алексее Михайловиче и патриархе Никоне тело Гермогена с почестями перенесли из Чудового монастыря в Успенский собор Московского Кремля. Однако вскоре глава Церкви рассорился с царём из-за власти, и им стало не до Гермогена.

Император Пётр Алексеевич пост первосвященника упразднил, передав Церковь под управление Священному Синоду. Ему и его преемникам было не с руки прославлять кого-либо из ранее живших патриархов. Вот так и получилось, что о Гермогене вспомнили лишь на 300-летие дома Романовых.

В 1913 году его причислили к лику святых. Но вскоре началась Первая Мировая война, затем революция… И снова стало не до героя-патриарха.

Прошло ещё сто лет. В 2013 году на Манежной площади у стен Московского Кремля открыли памятник Гермогену. Но мало кто, кроме историков, знает о его главном подвиге.

Восстановить память о Гермогене – нам, современным гражданам России, нужно намного больше, чем ему. Слишком уж часто в странах, где забыты настоящие герои, начинают славить циников, поклоняться предателям и почитать негодяев.