Подвиг митрополита. (о книге В. НИКИТИНА)

70 лет назад, в январе 1943 года, осуществив операцию «Искра», Красная Армия прорвала блокаду Ленинграда. Хотя до окончательного её снятия оставался ещё целый год, искра пробила железное кольцо, самое трудное было позади. И если раньше ленинградцев вывозили только по «дороге жизни» Ладожского озера, теперь открылся более широкий и менее опасный коридор. Многих можно было теперь спасти, но всех – невозможно: за время блокады от истощения, болезней и голода погибло около миллиона мирных жителей Ленинграда. Страдания погибших неописуемы, горе и скорбь выживших безмерны. Истощённым от голода блокадникам схоронить кого-либо из близких было труднее, чем умереть самим… Трагедия ленинградской блокады – одна из самых страшных страниц в мировой истории, как геноцид армян, Освенцим и Бухенвальд, Хиросима… Блокада была проверкой на стойкость, верность долгу, способность жертвовать собой. Такое испытание достойно прошёл митрополит Ленинградский Алексий, будущий Патриарх Алексий I – он оставался в осаждённом городе в самое тяжёлое время, до прорыва блокады. Об этом подвиге святителя рассказано в книге Валентина НИКИТИНА, хорошо знакомого многолетним подписчикам «НиР», «Патриарх Алексий I. Служитель Церкви и Отечества» (серия «Патриархи Русской Церкви»), недавно выпущенной издательством Эксмо и издательством Московской Патриархии.

22 июня 1941 года фашистская Германия напала на Советский Союз, вероломно нарушив пакт о ненападении. Митрополит Алексий совершил в тот день раннюю литургию в Князь-Владимирском соборе Ленинграда. Никто из предстоящих и молящихся в храме ещё не знал о начале войны. Страшное известие обрушилось на владыку через час-другой. Вечером он служил в Николо-Богоявленском кафедральном соборе, переживая чувство глубокой тревоги и скорби …

Главари Третьего рейха, выбирая момент агрессии, конечно, не посмотрели в православные святцы: 22 июня был праздник Всех святых, в земле Российской просиявших (отмечается во второе воскресенье после праздника Пятидесятницы). Знаменательное совпадение предвещало, что русскому воинству будет дарована помощь от великого сонма русских святых.

Вожди нацистской Германии отвергали христианство, всячески возрождая древнегерманское язычество и мифологию, с использованием атрибутов магии и оккультизма – свастики и рунических знаков. Германский фашизм был основан на антихристианской философии Фридриха Ницше, который объявил евангельскую мораль устаревшей, а христианские добродетели – любовь к ближнему, кротость и милосердие – мешающими становлению идеала – «сверхчеловека». Идеологи нацизма превзошли философа-экстремиста, провозгласив арийцев – немцев в первую очередь – избранной расой.

В первый же день войны Местоблюститель Патриаршего престола митрополит Сергий собственноручно напечатал на машинке ставший впоследствии знаменитым текст «Послания пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви». Он закончил его словами «Господь нам дарует победу». Вскоре после этого, 26 июня 1941 года, митрополит Алексий, находясь в Ленинграде, обратился к своей пастве с патриотическим воззванием «Церковь зовёт к защите Родины», в котором писал:

«Все в минуту общей опасности объединились без различия положения, как граждане единого великого Союза, в одном стремлении – чем бы то ни было помочь, участвовать в общей работе по защите Отечества. Как на подвиг, благословлённый Церковью, не только юноши, ещё не призванные на военную службу, но и пожилые и старики пошли добровольцами на фронт…

Война есть страшное и гибельное дело для того, кто предпринимает её без нужды, без правды, с жадностью грабительства и порабощения; на нём лежит позор и проклятие Неба за кровь и за бедствия свои и чужих.

Но война – священное дело для тех, кто предпринимает её по необходимости, в защиту правды, Отечества. Берущие оружие в таком случае совершают подвиг правды и, приемля раны и страдания и полагая жизнь свою за однокровных своих, идут вслед мучеников к нетленному и вечному венцу. Потому-то Церковь и благословляет эти подвиги и всё, что творит каждый русский человек для защиты своего Отечества…».

10 августа 1941 года митрополит Алексий произнёс проповедь за литургией в московском Богоявленском кафедральном соборе. В ней он раскрыл существо русского патриотизма и определил отношение к начавшейся войне каждого русского человека, приведя вдохновляющие примеры патриотизма из многовековой истории России:

«Патриотизм русского человека ведом всему миру. По особенным свойствам русского народа, он носит особый характер самой глубокой, горячей любви к своей Родине. <…> Мы говорим не просто Родина, но Родина-мать; и как много глубокого смысла в этом сочетании двух самых дорогих для человека слов! Русский человек бесконечно привязан к своему Отечеству, которое для него дороже всех стран мира. Ему особенно свойственна тоска по Родине, о которой у него постоянная дума, постоянная мечта. Когда Родина в опасности, тогда особенно разгорается в сердце русского человека эта любовь. <…> Не только как на долг, на священный долг, смотрит он на дело её защиты, но это есть непреодолимое веление сердца, порыв любви, который он не в силах остановить, который он должен до конца исчерпать».

Несколько дней спустя митрополит Алексий возвратился в Ленинград. К городу уже рвались немецкие войска. 8 сентября 1941 года вокруг Ленинграда окончательно сомкнулось кольцо смертоносной блокады. Началась героическая эпопея защиты великого города, длившаяся 900 дней.

Леденящим душу холодом веет от скупых сообщений о злодеяниях гитлеровцев на оккупированных территориях, о расстрелах и репрессиях против православных священнослужителей, о разрушении беззащитных храмов. До 23 сентября 1941 года в Новом Петергофе было пять замечательных храмов. Все были разрушены фашистами. В огромной Троицкой церкви собралось около двух тысяч верующих. Враги, зная об этом, обрушили на неё шквал артиллерийского огня – и храм рухнул, под ним были погребены все присутствовавшие на богослужении прихожане…

Митрополит Алексий с великой душевной болью узнавал о подобных злодеяниях. В его проповедях с амвона постоянно звучали слова сердечного утешения.

В самые трудные месяцы блокады Ленинграда митрополит Алексий не разлучался со своей паствой. В городе оставалось пять действующих православных храмов: Никольский Морской, Князь-Владимирский и Преображенский соборы и две кладбищенские церкви. Все они были даже в будние дни полны молящихся и причастников, подавалось множество записок о здравии и об упокоении. От взрывов бомб и частых артиллерийских обстрелов какие-то окна в храмах были выбиты воздушной волной, температура нередко опускалась ниже нуля. Истощённые люди едва держались на ногах, но даже в самую страшную зиму 1941–1942 годов православные храмы снабжались минимально необходимым количеством вина и муки для причащения богомольцев.

Князь-Владимирский собор. Фото 1940-х годов С началом осады митрополит Алексий поселился в здании Владимирского собора на Большом проспекте Петроградской стороны. Ночью для короткого отдыха он поднимался по узкой винтовой лестнице в мансардное помещение над входом в храм, где была устроена для него тесноватая, но высокая келья с наклонным сводчатым потолком. Позднее, когда вражеским обстрелом Князь-Владимирский собор был повреждён, митрополит перешёл в такое же помещение под куполом кафедрального Никольского собора в центре города у реки Мойки.

Владыка Алексий постоянно напоминал блокадникам, что победа достаётся силой не одного оружия, а «силой общего подъёма и мощью веры в победу, упованием на Бога, венчающего торжеством оружие правды». Он терпеливо назидал, что необходимо преодолевать всякую слабость, уныние, греховное малодушие и маловерие. Он призывал изнемогающих не сетовать на судьбу и не роптать на Бога за лишения, невзгоды, за смерть близких, но беречь надежду и хранить веру, сознательно возгревать бодрость, утешать ближнего, не терять присутствия духа, помогать общему делу по мере сил и умения. Эти слова и призывы архипастыря были для страждущих бесценной духовной помощью. На некоторых богослужениях митрополита Алексия в Никольском соборе во второй половине 1942 года присутствовало командование Ленинградского фронта во главе с маршалом Леонидом Говоровым (1897–1955).

Ещё во время войны в «Журнале Московской Патриархии» (№ 10, 1944) была опубликована статья архиепископа Григория (Чукова) «Ленинград в дни Великой Отечественной войны». Приведу небольшой её фрагмент: «Первая суровая зима блокады была самой тяжёлой. Ленинград был стиснут полным окружением. Особой тяготой для населения был холод, от которого не было укрытия и в домах, лишённых отопления. От мороза лопались трубы водопровода, и воду приходилось доставлять на самодельных салазках из прорубей в русле Невы

К концу зимы возросла смертность. <…> Голод начал косить людей: недоедание постепенно стало главным бедствием. Умерших хоронили в братских могилах в садах и парках. Детям могилки рыли, где было возможно. Не из чего было делать гробы. <…>

Богослужения в городских храмах чередовались беспрестанно при громадном скоплении верующих. В промежутках между службами суточного круга всенародным пением пелись акафисты. Совершая литургии, всенощные бдения и общие отпевания или читая на клиросах, митрополит Алексий фактически не покидал храма. Он постоянно произносил слова и проповеди.

Нередко он служил литургию один, без диакона, к чему давно привык (после смерти в 1938 году диакона Верзилина), облачался в алтаре, а не посреди храма, сам читал помянники и каждый вечер служил молебен святителю Николаю Чудотворцу. Оставшись один, владыка Алексий обходил Никольский храм с иконой великого угодника Божия, моля его, чтобы он помог и сохранил храм и город от вражеского разрушения. Не раз в храмы во время богослужения были попадания воздушных бомб и дальнобойных снарядов. При падении кирпичей, обломков и стекла службы не прекращались. Так проходили месяцы за месяцами».

Однажды во время обстрела было пробито висевшее рядом с митрополитом одеяние, осколок снаряда упал на стол прямо перед ним; Владыка чудом остался жив и хранил этот осколок до конца своих дней…

Вот отрывок из воспоминаний ленинградского благочинного протоиерея Николая Ломакина, который во всё время блокады постоянно общался с митрополитом Алексием. Это драгоценное документальное свидетельство тоже было опубликовано в «Журнале Московской Патриархии» (№ 4, 1945). Война ещё не окончилась, и в памяти автора ясно сохранялись мельчайшие детали событий.

«…Не щадя сил и жизни, глубоко веря в победу над врагом Руси и всего человечества – фашизмом, не обращая внимания на артобстрелы и другие ужасы вражеской блокады, владыка митрополит бесстрашно, часто пешком, посещал ленинградские храмы, совершал в них богослужения, беседовал с духовенством и мирянами, всюду внося бодрость, веру в победу, христианскую радость и молитвенное утешение в скорбях.

Сам, иногда больной, владыка в любое время дня принимал приходивших к нему мирян и духовенство. Со всеми ровный, приветливый – для каждого он находил ласку, умел ободрить малодушных и подкрепить слабых. Никто от нашего владыки не уходил опечаленным, не окрылённым духовно. Очень многим владыка из личных средств оказывал материальную помощь; лишая себя, по-христиански делился пищей. Желая молитвенно утешить и духовно ободрить пасомых в тяжкие дни блокады Ленинграда, владыка Алексий нередко сам отпевал усопших от голодного истощения мирян, невзирая на лица и обставляя эти погребения особо торжественно.

Как тверда была вера святителя в победу над врагом!.. Как не любил он паники и уныния!.. Невольно вспоминается пасхальная ночь 1942 года, которую враг пытался омрачить нападением на Ленинград. Две авиабомбы были сброшены врагом в юго-западный угол Князь-Владимирского собора. Ободряя других, владыка и сам ни на минуту не терялся, не падал духом. В 1943 году много было случаев обстрела артиллерией Никольского собора, где жил наш святитель. Однажды в храм попало три снаряда, причём осколки врезались в стену покоев владыки. Причт по окончании литургии не мог выйти из храма – кругом были смерть и разрушение, все остались ждать конца обстрела в Никольском алтаре. Вдруг страшный разрыв снаряда… Через несколько минут входит в алтарь владыка, показывает причту осколок снаряда и, улыбаясь, говорит: «Видите, и близ меня пролетела смерть. Только, пожалуйста, не надо этот факт распространять. Вообще, об обстрелах надо меньше говорить… Скоро всё это кончится. Терпеть недолго осталось». И так при всех и всяких обстоятельствах и ужасах блокады».

Другой свидетель подвига митрополита Алексия вспоминает:

«Часто он служил молебны перед горячо почитаемой иконой Божией Матери Скоропослушницы. Тогда его окружала коленопреклонённая толпа верующих и плакала. Он был так прост в обращении и доступен, что с ним заговаривали даже ленинградские подростки, смелые подростки, тушившие на крышах зажигательные бомбы, и рассказывали ему о своих ребячьих делах. Всякий мог прийти к нему со своим горем и нуждой. Для верующих он был отцом и утешителем… Неверующие глубоко уважали мужественного митрополита, не пожелавшего эвакуироваться из любимого города и оставить своих духовных чад, находившихся в смертельной опасности» (Теплов В. 900 дней в осаждённом Ленинграде. ЖМП, 1957, № 11).

В марте 1942 года, когда до полного освобождения Ленинграда должно было пройти ещё целых два года, митрополит Алексий обратился к своей пастве с посланием навстречу празднику Святой Пасхи. В нём он писал:

«Возлюбленные братие и сестры!

Прошло девять месяцев, наступил десятый, с начала переживаемой нами великой, всенародной, Отечественной войны. За это время мы были свидетелями, с одной стороны – со стороны врага, коварного, жестокого и бессовестного – самых ужасных зверств и нападений на нас не только на полях сражения, но и в городах, сёлах – на мирных и безоружных жителей; с другой стороны – со стороны наших доблестных и стойких защитников, нашего воинства – невиданных ещё в истории подвигов самоотверженной борьбы за Родину, за её честь, её целость, свободу и славу. Николо-Богоявленский Морской храм, в 1940-х годах кафедральный собор Ленинграда. Современное фото

Находясь в городе, в относительной безопасности и защите от грозных нападений врага, от его налётов с воздуха, обстрелов из смертоносных орудий огромной силы, мы не можем себе и приблизительно представить всего ужаса, среди которого ежедневно и ежечасно находятся наши братья, наши дорогие защитники, доблестные воины Красной Армии, своим делом исполняющие слова Христа Спасителя: «Нет большей любви, как если кто душу свою положит за други своя…» (Ин 15: 13).

Если мы, только читая о том, что они терпят, и слыша о неимоверных усилиях их отстоять каждую пядь земли родной, содрогаемся от ужаса, то как там они, наши родные русские воины, в самом пекле сражений, ежеминутно подходят к порогу смерти? За кого? За что?

За нас и за нашу целость!

Всё это может оценить только проникнутая сознанием величия и святости подвига полагающих жизнь свою за ближних душа христианина. И мы видим, что и в тылу многие и многие, болеющие душой за Родину, сознательно и бодро, без тени уныния несут все неизбежные в условиях военного времени тяготы и лишения, принимая их как долю, самую ничтожную долю, посильного участия в общем, великом и священном долге защиты Родины, приобщаясь этим к подвигу наших защитников и почерпая силы в твёрдом уповании на Бога – помощника в правом деле.

Этого сознания не может быть у наших врагов: они опираются только на силу; но эта видимая сила их на наших глазах ослабевает, как это мы видим на примере Москвы, от которой далеко отогнан враг, несмотря на то, что он подступил было к ней почти вплотную. <…>

Все мы должны крепко помнить, что, как тогда, во время ли святых Александра Невского или Димитрия Донского, на льду Чудского озера, на берегах Дона и на поле Куликовом, решался великий спор правды и неправды, так и теперь – в другой обстановке, в непомерно более грозном столкновении – у нас решается спор наступающего германизма против защищающегося славянского мира, и значение его лично для нас, русских людей, расширяется и вырастает до мировых судеб нашего народа и нашего Отечества. Это должен понять каждый из нас, русских патриотов, и стать выше тех сравнительно малых лишений и личных бедствий, которые приходится переживать в это бурное время.

И больше чем когда-либо хранить бодрость и твёрдость духа, помня слова апостола Павла: «Бодрствуйте, стойте в вере, мужайтесь, укрепляйтесь» (1 Кор 16:13).*

18 (5‑го по церковному календарю) апреля 1942 года, в праздник Пасхи, в храмах Ленинграда многие верующие освящали кусочки блокадного хлеба. Откуда было взяться куличам в голодающем городе?

18 января 1943 года кольцо фашистских войск, окружавших Ленинград, было прорвано, благодаря успеху предпринятого войсками Ленинградского и Волховского фронтов наступления; после ожесточённых боёв фронты соединились к югу от Ладожского побережья. Этот успех несколько ослабил тяготы блокады, но не упразднил их – ведь немцы ещё целый год удерживали свои позиции вокруг города в непосредственной близости от него.

Прорыв блокады позволил митрополиту Алексию, впервые за всё это время, покинуть Ленинград. 11 июля (28 июня по церковному календарю) он, рискуя жизнью, пересёк на боевом самолёте линию фронта и прибыл в Ульяновск к митрополиту Сергию. То был канун праздника апостолов Петра и Павла и день памяти преподобных Сергия и Германа Валаамских, то есть День Ангела митрополита Сергия.

В тот же день перед молебном митрополит Алексий рассказал собравшимся в храме о трудностях и испытаниях ленинградской блокады, о мужестве своей паствы, нисколько не распространяясь о своём подвижничестве. Около двух недель прожил тогда митрополит Алексий в Ульяновске, «в этом отчем доме», как он называл покои своего старшего друга…

Цит. по: Русская Православная Церковь и Великая Отечественная война. Сб. документов. М.: Изд. Московской Патриархии, 1942. С. 55–57.

Copyright © Все права защищены.Дата публикации: