«Исполнялся премудрости» Светлана Степанова,

Этот эпизод евангельской истории редко воссоздавался не только в светском искусстве, но и в иконописи. В воспоминание о проповеди отрока Христа в Иерусалимском храме в православной традиции установлен праздник Преполовения. Он отмечается по истечении половины времени (преполовения) – то есть двадцати пяти дней от Пасхи до Пятидесятницы. Архитектурный фон иконы этого праздника должен был, по-видимому, воссоздавать условный интерьер Иерусалимского храма. Но встречаются и необычные трактовки композиции. Так, на иконе «Преполовение» из собрания Третьяковской галереи, относящейся к позднему этапу иконографии сюжета, мы видим в архитектурном фоне традиционные русские черты: многоглавый храм с маковками увенчан крестами, а традиционный киворий* приобрёл вид звонницы с висящими колоколами. Возможно, эта трансформация произошла под воздействием актуальных идей русского государства как центра православного мира, а Москвы – как нового Иерусалима. Икона происходит из церкви Успения на Апухтинке и предположительно исполнена мастерами новгородской провинции во второй половине XVI века.

Картину «Среди учителей» В. Д. Поленов задумал написать в период между первым и вторым путешествием на Восток. Художник жаждал увидеть Святую Землю, чтобы соединить в своих живописных полотнах достоверность мест, где происходили евангельские события, с учёной дотошностью археологических и научных изысканий. Он изучает священные тексты, труды по религии и теологии Э. Ренана, Ф. Фаррара и других представителей либеральной протестантской теологии. Приступая к циклу картин «Из жизни Христа», Поленов пишет и собственные пояснительные. В рукописи «Картина «Среди учителей» художник не просто пересказывает евангельский текст и перечисляет действующих лиц, но и подробно характеризует каждого персонажа, размышляя о том, что мог воспринять от этих ветхозаветных мудрецов отрок Иисус.

Действие происходит в одном из притворов Иерусалимского храма, в один из обычных дней его повседневной жизни. Тут продавались жертвенные животные, сидели в своих лавочках менялы, священники обсуждали свои дела. Под благодатной тенью, на пёстрых циновках свободно расположилась группа иудеев, внимающих мальчику-Христу, чья фигурка в белых одеждах и белой шапочке почти не выделена композиционно среди других участников сцены, хотя и расположена в центре картины. Справа, из-за колонн с резными капителями, льётся яркий, слепящий солнечный свет. Через открытый портик видна Елеонская гора, покрытая масличными деревьями. А за колоннами, на пороге храма, застыли Мария и Иосиф, не смея приблизиться к почтенному обществу мудрых старцев. Что же это за мудрецы? Евангелие не даёт ответа на этот вопрос, лишь обозначая их «учителями». Поленов находит в литературе характеристики разных школ учёных и разворачивает в картине сцену взаимного обмена мудростью Христа – носителя нового учения – и Гиллела – представителя старого этического учения. Существовавшие в то время в Иерусалиме школы учёных: саддукеев, ессеев, фарисеев и других – были средоточием не только высшей мудрости, но иногда и высшей нравственности.

Саддукеи, к которым принадлежало всё священство, занимали почётное положение, это была элита администрации, и потому они заботились о храме, прежде всего – с материальной стороны, следили за доходами, не забывая о собственной выгоде. Выше их по нравственным идеалам стояли фарисеи – это были люди передовые для своего времени, и среди них активнее проявляла себя учёная мысль, здесь уже затрагивались высшие вопросы нравственности, что подготавливало тот духовный переворот, который должна была совершить проповедь Христа. О фарисеях, пишет Поленов, составилось ложное понятие из-за их евангельской трактовки исключительно как законников, буквоедов и лицемеров. Да, среди них были люди с узкими понятиями, доводившие исполнение буквы закона и высоких принципов жизни до абсурда. Но были и те, при воспоминании о которых апостол Павел мог сказать перед Синедрионом: «Мужи, братия, я фарисей, сын фарисея». Такими были Гиллел, Акиба и Гамалиил – люди высокого нравственного облика и представители школ, в которых было зерно идеального представления о мире. Именно их имел в виду Поленов.

Гиллел, например, учил: «Не суди ближнего, пока не будешь в его положении», «Не говори – я раскаюсь, когда будет время, иначе тебе никогда не будет времени», «Там, где нет человека, будь ты человеком», «Люби мир и старайся достичь его любой ценой». И Поленов считал, что «по своей бедности, по нежности своего характера, по противодействию лицемерам и священникам Гиллел был учителем Иисуса, если можно говорить об учителе в отношении такой высокой самобытности (имея в виду Христа.– С. С.)». А раввин Акиба, в свою очередь, исповедуя учение Гиллела, высказывал сильное неприятие смертной казни – он считал позором для Синедриона осуждение кого бы то ни было на смерть. Внук Гиллела Гамалиил был не только человеком образованным, но и отличался терпимостью ума. Истина, считал Гамалиил, владеет такой силой, что не нуждается в преследовании. Поленов справедливо считал, что Христос не мог оставить без внимания направление именно школы Гиллела.

Сидящий в резном деревянном кресле длиннобородый старец в белом покрывале, склонившийся над книгой закона, – это сам Гиллел или его преемник, поскольку точное время кончины мудреца неизвестно. «Что должен был испытать этот 12‑летний отрок, когда, подошедши к собравшимся вокруг мудрого старца фарисеям, он услыхал рассуждения о таких идеальных принципах жизни, как должны были возбудиться все те мысли, которые уже бродили в этой юной голове, как сильно было затронуто сердце, – писал Поленов. – Он весь ушёл в то, что он слышал, он не мог оторваться от этих людей, родители его ушли, он не заметил их отсутствия. Мы здесь присутствуем при одном из сильнейших и захватывающих моментов жизни Христа, это момент, когда всё то, что ещё туманно грезилось ему, тут под впечатлением всего слышанного впервые, может быть, сознательно оформилось. С этого момента начинается, вероятно, сознательная работа его мысли и сердца, работа, приведшая его в 33 года к открытой проповеди. Люди, окружающие его тут, разнообразны по типу; они как бы олицетворяют собой последующую жизнь всего христианства, все те элементы, с которыми ему пришлось и приходится сталкиваться».

Старик, приложивший ладонь к уху, – это тип доброго и молчаливого человека, привыкшего больше слушать, чем говорить. Поленов объясняет, что таким во времена Христа был раввин Шимон, говоривший, что «нет ничего выше молчания», его подлинное благочестие не имело ничего общего с показным суровым воздержанием. Молодой человек – его мы видим на первом плане слева – слегка презрительно смотрит на других. Это саддукей, аристократ и будущий первосвященник. Холёный, нарядно одетый, он пришёл послушать знаменитого учителя Гиллела, старцы, разговаривающие с мальчиком, его не интересуют. Даже выбритое лицо этого человека говорит о подражании представителям римской администрации. Для таких, как он, идеальная проповедь какого-то Галилеянина будет нарушением личного спокойствия и привычной «правильной» жизни, они без сомнений и колебаний отправят его на казнь. За саддукеем, в тени, сидит человек, с благодушной улыбкой взирающий на мальчика, так оживившего своими речами серьёзные (а подчас – и скучные) рассуждения и разбор закона.

За Гиллелом, на приступке, сидит, погрузившись в себя, Никодим – тип человека пытливого, но робкого, не знающего, какой путь выбрать. Пройдёт время – и он тайно ночью проберётся к Христу, чтобы беседовать с Ним, а после Его смерти предаст погребению Его тело. Совсем иначе смотрит на отрока Христа еврей, сидящий рядом с Ним слева. Большой скептик, он хотя и согласен с нравственным достоинством идеальных стремлений, но сомневается в том, что можно жить без уступок, – ведь слишком высокие идеалы и чистота учения недоступны большинству и могут привести их проповедника к худому концу. Крайний справа человек в белом покрывале что-то усиленно записывает. Это египтянин из Александрии, ученик Филона. Педантичный, но не обладающий большим умом и способностью делать выводы, он аккуратно записывает всё услышанное, чтобы потом сообщить своему учителю. Зачарованно слушает юного ученика простой иудей, зарабатывающий на хлеб своим трудом, и видно, что он готов идти за ним, бросив всё. Это тип многих будущих учеников Христа. Один из самых положительных персонажей для Поленова – сидящий напротив Христа фарисей, погружённый в свои мысли. Его поразили и заставили задуматься слова юноши, и в эту минуту в его сознании происходит нравственный переворот. Он «не будет ничьим последователем, – поясняет художник, – но создаст свою мысль, свою этику, он будет одним из сотрудников Христа в деле нравственного совершенствования человечества, он будет одним из великих мыслителей, двигавших его нравственный рост. Таковыми были великие евреи – Гамалиил, Спиноза, Лассаль». Так Поленов – человек своего времени, исповедующий свободу личности и личную нравственную ответственность, вводит в свою картину фигуру, призванную примирить свободомыслие либеральной интеллигенции с христианским этическим кодексом, но как бы вне христианства как религиозного культа. В христианстве он прежде всего видел гуманистическую проповедь милосердия и любви к человеку, протест против насилия над личностью, призыв к добру и духовному совершенству. Александр Бенуа, хотя и довольно критически воспринимал цикл картин, посвящённых образу Христа, говорил тем не менее, что Поленов «был настоящим светлым человеком», что он – «народный художник в истинном значении этого слова».

На заднем плане видна ещё одна небольшая группа беседующих. А под лестницей – меняла, выглядывающий из своей лавки, и священник, беседующий с ним о денежных делах. Им, подсчитывающим доходы и выгоды от посетителей, нет дела до настоящего благочестия, как и до каких-либо учений, пока они не затрагивают интересы храма. Но эти люди с ожесточением восстанут на проповедника, выступившего против храма старого Завета.

При всей сложной идейно-концептуальной проработке содержания, картина пронизана живым ощущением подлинности развёрнутой перед зрителями жизни давно ушедшей эпохи. Сдержанно вводимые детали обстановки (сброшенная у правого края картины уличная обувь, свитки Торы, масляные светильники в ведёрке, надписи и орнаменты) тонко и ненавязчиво погружают зрителя в этот мир. Приобретённый во время путешествия в Святую землю опыт письма яркими, контрастными и в то же время нежными, тонко подобранными красками отразился в этом полотне. Светлый колорит, сохраняющий лёгкость даже в глубоко затенённых участках пространства, придаёт большому полотну почти этюдный характер. А за распахнутой голубой дверью угадывается залитая солнцем старая олива, перенесённая сюда со знаменитого поленовского этюда.

Тема детства и отрочества Иисуса получит развитие в небольшой картине «Исполнялся премудрости» (цикл «Из жизни Христа»). Казалось бы, Поленов создал иллюстрацию слов Евангелия от Луки: «Младенец же возрастал и укреплялся духом, исполняясь премудрости; и благодать Божия была на Нём» (Лк 2:40). И народ, сказано в Евангелии, удивлялся, как Он знает Священное Писание, не учившись? Однако художник не согласен с теми, кто объясняет всё, что происходит с Сыном Божьим, иррациональной чудесностью. Кстати, Ренан писал по этому поводу, что Иисус «выучился читать и писать согласно восточному методу, состоящему в том, что ребёнку дают в руки книгу, по которой он повторяет в такт со своими товарищами, пока не заучит наизусть. Школьным учителем в маленьком еврейском городке был всегда гассан или чтец синагоги». Домашний быт простых жителей Палестины, увиденный во время путешествия, помог Поленову вообразить ту обстановку, в какой могли проходить детские годы Иисуса. Сам художник описывает эту сцену так: «Внутренность двора в Назарете; справа у входа в помещение сидит старый учитель, перед ним на большой циновке – Младенец Иисус с книгою в руках». Поленов стремится к предельной правдивости. Ученик сидит на почтительном расстоянии от учителя, который разместился в нише, устроенной в каменной стене, на некотором возвышении. Стена защищает его от прямого солнечного света, а возвышение подчёркивает его значительность. Убедительно передав обстановку, Поленов сумел создать атмосферу тишины и сосредоточенности, окружающей юного Иисуса. И в таком, иллюстративно-познавательном аспекте, реализм Поленова в обращении к Священной истории представляется художественно оправданным, хотя и не совпадающим с традиционной трактовкой евангельских текстов.

Художник мечтал издать свой письменный труд, о чём сказал в своём завещании: «Я желал бы, чтобы моя работа над текстами, относящимися к евангельской истории, была бы напечатана. Её заглавие: «Иисус из Галилеи»… Я думаю сделать два издания: первое – по возможности дешёвое, без иллюстраций, второе – иллюстрировав разными способами, смотря по обстоятельствам». Увлекаясь и музыкальным сочинительством, Поленов хотел присовокупить к этим своим произведениям и сочинённые им музыкальные опусы: «Моё художественное завещание было бы неполно, если бы я не упомянул об моих музыкальных набросках. Работая над евангельским кругом в образе и слове, я пытался передать моё настроение и звуками. Рядом с этим у меня создалось несколько произведений, которые я намеревался сделать тоже общим достоянием…»

Рукопись «Иисус из Галилеи» так и не была опубликована, в настоящее время она находится в Музее-заповеднике В. Д. Поленова, а наброски и разрозненные черновики – в отделе рукописей Третьяковской галереи.