Марокко: с высоты птичьего полёта – и не только… Олег ДЗЮБА

Столько чаек разом, сколько вьётся их у старинной португальской крепости в марокканской Эс-Сувейре, я никогда и нигде не видал, хотя встреч с этими крикливыми и нахальными представительницами птичьего племени у меня было множество.

Птицы носились, едва не садясь на голову, орали, норовили клюнуть… Не знай я заранее, что великий мастер ужасов Альфред Хичкок именно здесь снимал несколько эпизодов своей фантасмагории по рассказу Дафны Дюморье «Птицы», непременно позвонил бы, вернувшись в Москву, кому-нибудь из знакомых режиссёров и посоветовал уникальную натуру.

Но Эс-Сувейра знаменита не одними лишь чайками. В Марокко она что-то наподобие парижского Монмартра – множество художников увешали своими полотнами все улицы старого города.

Просвещённые марокканцы любят вспоминать тезис одного из своих королей о том, что корни страны в Африке, а крона – в Европе. С этой точки зрения история Эс-Сувейры довольно двусмысленна. Португальцы, с кем связано её прошлое, промышляли здесь работорговлей. Теперь же на месте давнишнего невольничьего рынка шумит развесёлое кафе, разноцветным посетителям которого и в голову не придёт мысль о тех, кого продавали или покупали под этим ослепительным солнцем…

Чайки между тем совершенно обнаглели, и я уже был готов махнуть рукой на созерцание португальских стен и башен, если бы не случайный абориген, увидевший у меня в руке плоский барабанчик, примерно в четверть старого пионерского. Погремушку эту часом раньше мне всучил торговец в лавке, где продавалась всякая всячина – от африканских масок до кожаных тапочек, пробубнив при этом нечто невразумительное на смеси французского с арабским. Ни тот ни другой язык мне неведом, поэтому я гулял, поигрывая покупкой, пока наконец говорящий по-английски прохожий у хичкоковской набережной не объяснил мне, что барабан-погремушка служит… для защиты от джиннов!

Практически для всех нас знакомство с этим потусторонним племенем ограничивалось чтением книги Лазаря Лагина «Старик Хоттабыч» или арабской сказки об Аладдине. Ну, порезвились в детстве, посмеялись! Но это в нашем краю. В Марокко же джинномания – дело серьёзное и шуток не терпящее.

«Джинны рождаются, создают семьи, рожают детей… как и мы. Обычно они невидимы для людей, но … могут принять любое обличье… ничто не приносит этим существам большего удовольствия, чем досадить людям»… Это пишет в своём романе «Год в Касабланке» британско-афганский писатель Тахир Шах. Если ему верить, то весь Марокко – это сплошная джинновая «Вальпургиева гора».

Вечером и ночью знаменитая площадь Марракеша Джамна-эль-Фна похожа на гигантскую точку общепита, где торгуют самой немыслимой снедью. В одном конце чернокожие повара лихо разделывали варёные бараньи головы, в другом – зычно зазывал клиентов торговец виноградными улитками, процесс поедания которых сам по себе смахивает на театр одного актёра. Кое-кто смачно раскусывал улиточьи домики, нещадно осыпая осколками витых панцирей и без того замусоренный асфальт. Другой любитель экзотических деликатесов пользовался щипцами типа орехоколов. Третий и вовсе обходился собственным языком, ухитряясь извлекать улитку без дополнительных инструментов.

Есть у завсегдатаев площади одним лишь им присущая особенность, немало мешающая любителям редких фотокадров. И заклинатели змей, и музыканты, и обвешанные сияющими на солнце медными чашами водоносы попытку сфотографировать их улавливают чуть ли не за полсотни метров и тут же мчатся к уличённому в несанкционированной съёмке, на ходу протягивая ладонь. Поневоле задумаешься, уж не приручённые ли джинны им служат. Люди с площади сами установили все поборы и прибыли своей не упустят. Умелец лихо управляться с местным вариантом кастаньет размером с десертную тарелку не успокоился, пока я не продемонстрировал, что в фотокамере не осталось его алой джелябы. А вот гадалка, сосредоточенно разрисовывавшая коричневатыми узорами ноги туристки из Скандинавии, обошлась со мной суровее, взмахнув над головой затрёпанной книжицей и что-то прокричав вслед. К тому времени я уже обзавёлся антиджинновой погремушкой и на всякий случай встряхнул ею несколько раз, к восторгу окружающих.

Из-за этого я чуть не сшиб лоток с поистине уникальным товаром: престарелый марокканец, укрывшись под голубым зонтом, торговал… бывшими в употреблении вставными челюстями и, судя по жестам, как раз уговаривал возможного клиента примерить что-то из выложенного на столик ассортимента!

Неподалёку от Джамна-эль-Фны меня научили отличать мусульманское жилище от иудейского или христианского. Женщинам из семей правоверных показываться во всей красе окружающим нельзя, так что приходится смотреть на мир через очень небольшое оконце. Евреи же дозволяют своим жёнам постоять на балкончике, по наличию которого без труда можно определить, кто обитает в доме.

Марокко – страна веротерпимая. Главный гарант тому – весьма чтимый здесь король Мухаммед VI. Взойдя на трон после кончины своего сурового отца Хасана II, он стал править намного мягче предшественника, так что народ стал меньше бояться легендарной тюремной шахты в горах Атласа, попасть в которую считалось наказанием пострашнее казни. Другим новшеством молодого монарха подданные были сначала ошарашены, но в итоге смирились: выражать недовольство прямым потомком пророка рискнёт не каждый. А тот между тем посягнул на обычай многожёнства. По утверждённому королём «Семейному кодексу», законная жена у жителя Марокко может быть лишь одна.

Один из моих собеседников припомнил свою бабушку, которая побывала в статусе одной из четырёх жён, как повелось со времён пророка, и поделился её секретом завоевания благосклонности главы семейства. Она добивалась успеха с помощью ослиных ушей – подсовывала их мужу в пожитки при его деловых отлучках и тайком вшивала кусочки в его одежды.

Но «дохлого осла уши» – очень уж мрачно. Та же самая бабушка в молодые годы куда надёжнее взяла в полон сердце, душу и банковский счёт мужа паломничеством в рабатскую крепость Шелла, построенную ещё древними римлянами. Этот симбиоз античности и мусульманской архитектуры с дивным минаретом в классических для Марокко синих тонах марокканцы именуют «столицей аистов». Бело-чёрные, красноклювые птицы царят там повсюду. Летняя их родина – у нас в Калининградской области, а ещё в Белоруссии и в Литве. Зимой же они предпочитают Северную Африку. Здесь уверяют, что аисты облюбовали Рабат из-за особых лягушек, обитающих в окрестностях города. В любом случае любоваться этими предвестниками материнства можно без устали. Гнёзда аистов видны и на кронах деревьев, и на минарете.

Но марокканок, мечтающих о продолжении рода, особенно притягивает в Шеллу маленький пруд под сенью бананов. В гроте, уходящем под скалу, обитают угри, и считается, что женщина, которой удалось выманить осторожных рыб из укрытия, непременно повезёт с потомством.

Кроме искательниц женского счастья, у пруда непременно вертятся кошки, внимательно вглядываясь в мелководье.

Женщины почтительно склоняются над прудом, щедро сыпят корм, что-то вполголоса поют – угри же чаще всего остаются непреклонны.

А что касается джиннов, то какой-то из них, кажется, всё же увязался за мной в Москву. Дня через два после возвращения у меня прочно завис компьютер. Ни одна клавиша не желала работать, экран заполнился жуткой белибердой, и я уже собрался звонить знакомому мастеру, как вдруг на глаза попалась привезённая из Марракеша погремушка. Решив, что хуже не будет, я погромыхал ею и с изумлением увидел, как экран ноутбука ожил.

Антивирусную программу я, конечно, тоже обновил, но громыхалку со стола убирать не спешу. Чем джинн не шутит…

Олег ДЗЮБА

Фото автора

Минарет Кутубия – главная примета Марракеша.

Португальская крепость Эссувейры с облюбовавшими её чайками. Альфред Хичкок именно здесь снимал один из эпизодов фильма «Птицы»

Утолять жажду и одновременно прятать лицо от чужих взоров совсем непросто

Изречения из Корана и орнаменты на стенах медресе в Фесе

50-метровая башня Хасана в Рабате и восстановленные колонны рядом с ней

Copyright © Все права защищены.Дата публикации: