До 22 июня. Ю. РУБЦОВ

Параграф 1

УРОКИ ИСТОРИИ

До 22 июня

«Уроки победоносной войны» – так назывался опубликованный в «НиР» № 7 за прошлый год рассказ о работе коллектива военных историков над 12‑томником «Великая Отечественная война 1941–1945». Говоря о концепции этого фундаментального труда, его научный руководитель генерал-майор В. А. Золотарёв подчеркнул: «Извлечение уроков из победоносной войны – дело психологически более сложное, чем извлечение уроков из войны проигранной». Но верно и то, что любая война, и масштабная победоносная, и малая, несёт потери миру: человеческие, политические, исторические. Что ж говорить о Великой Отечественной с её жертвами, с её сорок первым годом… Извлечение уроков здесь сложно по-своему. Была ли альтернатива такой войне, такому её началу? Об этом наша беседа с руководителем авторского коллектива второго тома 12‑томника (недавно вышел в свет пятый том), специально посвящённого предыстории и первым месяцам Великой Отечественной, – с военным историком, доктором исторических наук, профессором Юрием Викторовичем РУБЦОВЫМ.

– Юрий Викторович, в последнее время всё чаще в СМИ появляется утверждение, что за развязывание Второй мировой войны ответственны в равной степени два режима – коммунистический, то есть СССР, и национал-социалистский – Германия. Есть ли какие-то основания для таких заявлений?

– Работа над 12‑томником, и над вторым томом в частности, показала: многое из того, что для военных историков давно уже очевидно, сейчас надо для широкой общественности обосновывать вновь и вновь. Это касается и вопроса ответственности за развязывание войны. Никакие новые, недавно введённые в научный оборот документы не содержат аргументов в пользу того, чтобы возлагать на СССР ответственность за развязывание мировой войны. Судите сами.

1938 год. Берлинская и лондонская резидентуры внешней разведки СССР доложили в Центр о подготовке англо-французского соглашения с Гитлером по расчленению Чехословакии. И о его вероятных последствиях для нашей страны. Несмотря на секретность этих переговоров, разведка своевременно сообщила в Москву об их сути: западные демократии уступили нажиму Гитлера, чтобы направить его агрессивные шаги на Восток. Об этом свидетельствовало, например, перехваченное сообщение финского посланника в Лондоне в свой МИД о его беседе с одним из членов английского правительства, который доверительно заявил: «Англия и Франция не будут препятствовать германской экспансии на Восток. Позиция английского правительства такова: «подождём – увидим», пока не возникнет большой конфликт между Германией и СССР».

Результат такого курса – Мюнхенский сговор (29–30 сентября 1938 г.) Лондона и Парижа, с одной стороны, и Берлина и Рима, с другой, предопределивший раздел Чехословакии и, что, может быть, ещё важнее – разрушение каркаса системы коллективной безопасности в Европе, с таким трудом созданного при активном участии СССР.

После этого усилились угрозы Гитлера в адрес Польши. Нельзя было исключать, что она станет очередной жертвой нацистской агрессии, хотя Польша фактически проводила прогерманскую политику, приняв участие в разделе Чехословакии, и неизменно срывала все усилия Советского Союза по созданию системы коллективной безопасности. В июле 1939 года внешняя разведка доложила советскому руководству о подготовке Германией нападения на Польшу. Это план «Вайс», в одном из вариантов которого не исключался захват Прибалтики. В то время никто не мог дать каких-либо гарантий по поводу возможных действий Гитлера после выхода немецких войск на западные границы СССР.

В такой напряжённой обстановке 14 июня 1939 года по инициативе Советского Союза в Москве начались переговоры с Англией и Францией – о взаимной помощи в случае германской агрессии и предотвращении захвата Германией Польши. Реального результата они не дали. Почему? Западные демократии вели двойную игру. Абсолютно достоверно известно: англичане параллельно вели секретные переговоры с Гитлером. И в этих переговорах московские дискуссии использовались англичанами как средство давления на Германию. Об этом внешняя разведка доложила Сталину.

Тем не менее Советский Союз сделал ещё одну попытку договориться с западными державами и предложил провести в Москве переговоры только по военным вопросам. Они длились с 12-го по 21 августа, но тоже ничем реальным не закончились. Как сообщил лондонский источник из «кембриджской пятёрки», правительство Великобритании вообще не собиралось заключать военный пакт с Москвой. Английские представители получили инструкции тянуть с переговорами как можно дольше. Что говорить, если руководители миссий Лондона и Парижа не имели полномочий на подписание военного соглашения.

Советское руководство было поставлено в ситуацию едва ли не мгновенного выбора: в связи с шедшими в этот же момент британо-германскими переговорами не исключался сговор за спиной Москвы, в результате наша страна могла оказаться перед перспективой близкой войны по сути со всей Европой.

В это время из Берлина поступили сигналы о готовности немцев заключить с СССР договор о ненападении. И Москва пошла на его заключение, поскольку он позволял нашей стране снять непосредственную угрозу войны. После подписания 23 августа 1939 года советско-германского договора внешняя разведка доложила о реакции ведущих держав, которая была сдержанной и прагматичной.

В секретном докладе английского посла в Москве  С. Криппса в Форин-офис указывалось: «Нет никакого сомнения в том, что непосредственной причиной этого пакта являлось, как это неоднократно заявляли советские лидеры, их желание остаться вне войны. Они считали возможным осуществить это, хотя бы на время, путём заключения соглашения с Германией… Они были полны решимости использовать возможность, пока ещё имелось время, для укрепления своей обороны… Они вступили в Польшу сразу же после того, как выяснилось, что альтернативой их вступлению может быть только полная оккупация немцами этой страны».

В сентябре 1940 года берлинская резидентура получила документ штаба Верховного главнокомандования вооружённых сил Германии о подготовке планов нападения на СССР. Целью войны являлось отторжение от Советского Союза части европейской территории от Ленинграда до Чёрного моря и создание там целиком зависящего от Германии государства. На остальной части Советского Союза должно быть сформировано «дружественное Германии правительство».

– Но планы вермахта менялись и по срокам, и по направлению ударов.

– Да, в сообщения внешней и военной разведок нередко попадали и противоречивые сведения, порой даже с элементами дезинформации. К тому же со времён ВЧК во внешней разведке не было специального информационно-аналитического подразделения, которое на экспертной основе занималось бы анализом, сопоставлением, проверкой и оценкой добытых данных. Сталин установил такой порядок работы с разведывательными материалами: ему направлялись оригиналы сообщений источников без анализа и выводов. Видимо, он опасался, что в ходе обработки будет упущено нечто важное. Тем самым он взял на себя аналитическую составляющую деятельности разведки, а значит, и ответственность за возможные ошибки в выводах и прогнозах при оценке разведывательной информации.

На основании докладывавшихся ему разведданных Сталин составил представление о неизбежности военного нападения немцев и о сроках нападения (как оказалось, ошибочное). Много позднее, во время приезда Уинстона Черчилля в Москву в августе 1942‑го, отвечая на вопрос британского премьер-министра, почему не принимались во внимание его предупреждения о германской агрессии, Сталин сказал:

«…Мне не нужно было никаких предупреждений. Я знал, что война начнётся, но думал, что мне удастся выиграть ещё месяцев шесть или около этого». Советский лидер стремился исключить любые опрометчивые шаги, которые Гитлер смог бы использовать как повод для начала войны. Надо учитывать: Сталин опасался, что без поддержки сильных союзников очень трудно будет одолеть Германию и её сателлитов. А из сообщений разведки он знал, что США могли бы оказать СССР такую поддержку только в случае неспровоцированной агрессии со стороны Гитлера.

– И поэтому теряет смысл предположение, что СССР готовился нанести упреждающий удар по изготовившемуся к нападению противнику?

– И по этой причине тоже. Но не только. Главное – никаких мер общегосударственного характера, свидетельствующих о подготовке Советским Союзом превентивного удара, историками не установлено.

Оппоненты нам возражают: как же так, ведь такой план, такая записка в архивах найдена. Да, в Центральном архиве Министерства обороны РФ выявлена так называемая «Записка Жукова», предположительно датируемая 15 мая 1941 года, мне самому довелось держать в руках это архивное дело, знакомиться с текстом. Известно, что её Сталину докладывали. К сожалению, на самой этой записке нет ни пометок, ни подписей – ни докладчиков, а ими были начальник Генштаба Жуков и нарком обороны Тимошенко, ни сталинских. Маршал Жуков – не в мемуарах, а в беседе с историком Анфиловым Виктором Александровичем (виднейший был исследователь начального периода войны и сам активный её участник), в 1965 году рассказывал: они с Тимошенко доложили Сталину предложения об упреждающем ударе, на что вождь ответил: «Вы что, хотите меня поссорить с Гитлером? Вы понимаете, что это – война».

В самом деле, что значит нанести превентивный удар? Это же не просто взял мухобойку и хлопнул по мухе. Надо привести Вооружённые силы в состояние повышенной боевой готовности, а это значит – мобилизация… Это значит, вой­на, в которой СССР сразу приобретёт репутацию агрессора. «Заберите всё это назад, – сказал Тимошенко и Жукову Сталин, – и ко мне с такими предложениями больше не лезьте».

Я, как историк, считаю, что по большому счёту не было действий, свидетельствующих о подготовке нашей армии к превентивному удару – нет ни одного политического решения, нет никаких утверждённых руководством оперативных документов. А что по сути представляет собой эта «Записка Жукова»? Изложение одного из возможных вариантов действий.

А почему вообще мог появиться такой план? Незадолго до начала войны на приёме в Кремле выпускников военных академий 5 мая 1941 года Сталин совершенно определённо назвал главного противника в предстоявшем в скором времени военном столкновении – Германию. Важное значение имели его слова: «Теперь, когда мы нашу армию реконструировали, насытили техникой для современного боя, когда мы стали сильны, теперь надо перейти от обороны к наступлению».

Утверждение Сталина о завершении реконструкции Красной Армии представляется спорным. К тому времени многие мероприятия ещё проводились полным ходом (перевооружение, формирование новых частей и соединений, изменения в организационно-штатной структуре и пр.). Рассуждения весной 1941‑го о способах ведения будущей войны не означали решения немедленно начать самим эту войну – все военно-политические решения и дипломатические акции, предпринимавшиеся в тот период, исходили из стремления оттянуть момент вступления СССР в войну!

Однако выступление Сталина 5 мая, как и любое его высказывание, очевидно, было воспринято руководством Генштаба в качестве руководящего указания и побудило немедленно представить свои соображения по его реализации.

– Юрий Викторович! О готовности и неготовности СССР к войне в 1941‑м много споров. В том числе говорится: если бы удалось оттянуть военное столкновение на год, то Гитлер, видя, как укрепился Советский Союз, не решился бы напасть. Но ведь к тому времени и военный потенциал Третьего рейха вырос бы. И количественно, и качественно…

– Военное производство в Третьем рейхе росло – это факт! Росло до июня 1944 года! Но сейчас мы ведём речь о другом – о состоянии Вооружённых Сил СССР на июнь 1941‑го, о нерешённых до начала войны вопросах военного строительства.

Известна директива Наркомата обороны от 25 января 1941 года «Об итогах и задачах оперативной подготовки высшего командного состава Красной Армии»:

«Опыт последних войн, походов, полевых поездок и учений показал низкую оперативную подготовку высшего командного состава, войсковых штабов, армейских и фронтовых управлений и особенно авиационных штабов. …При таком уровне оперативной подготовки высшего командного состава и штабов рассчитывать на решительный успех в современной операции нельзя… Нужна настойчивая и упорная работа высшего командного состава и штабов в области оперативной подготовки, настроенная на глубоком изучении теории и практики вождения наших современных высших соединений, вероятных театров военных действий, опыта последних войн, организации, тактики и оперативного искусства армий сопредельных стран…».

– Высказываются суждения относительно того, что в решающий момент Гитлер сумел перехитрить Сталина, ввести его в заблуждение относительно сроков возможного нападения. Что вы думаете по этому поводу?

– Как ни прискорбно, но в такого рода суждениях есть большая доля правды. 13 июня 1941 года, в 18.00 по московскому времени, московское радио передало в открытый эфир известное Сообщение ТАСС. В нём утверждалось, что «СССР, как это вытекает из его мирной политики, соблюдал и намерен соблюдать условия советско-германского пакта о ненападении, ввиду чего слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются лживыми и провокационными», а также то, что, «по данным СССР, Германия неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерениях Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы, а происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям». На следующий день, 14 июня, документ был обнародован в советских центральных изданиях.

Указанное сообщение ТАСС было попыткой Москвы «выманить из норы» Берлин, заставить его хоть как-то высказать свою позицию по поводу циркулирующих по всему миру слухов о готовящемся нападении на СССР. Сталин пытался ввести Гитлера в заблуждение относительно собственной осведомлённости о стягивании к границе войск вермахта и заставить его высказаться. А при особой удаче хотелось надеяться, что Гитлер расценит сообщение ТАСС как приглашение к переговорам и пойдёт на них – это давало оттяжку войны ещё на несколько месяцев.

Однако в Берлине приступили к заключительным действиям по непосредственной подготовке к вторжению, так что ответом было полное молчание. В Германии сообщение ТАСС даже не было опубликовано. А вот подготовке Советского Союза к отражению агрессии оно нанесло серьёзный вред, дезориентировав народ и армию. О том, что сообщение ТАСС в действительности было дипломатическим ходом, рассчитанным на реакцию Берлина, знал лишь узкий круг военных руководителей в Москве, не были предупреждены даже командующие войсками приграничных округов, не говоря уже о командирах более низкого звена. В результате вместо усиления бдительности и мобилизации всех сил заявление способствовало распространению в стране самоуспокоенности и беспечности.

Ещё один факт, свидетельствующий о том, что Сталин стал жертвой масштабной дезинформации германских спецслужб. По некоторым источникам, документальное подтверждение которых вряд ли возможно в силу особой конфиденциальности документа, но которые вписываются в исторический контекст тех дней, ровно за месяц до появления сообщения ТАСС, 14 мая 1941 года, Гитлер в своём личном послании Сталину попытался развеять его подозрения относительно своих истинных намерений, уверяя его, что без окончательного крушения Англии, разрушения её как государства долговременного мира в Европе достичь невозможно. Он убеждал Сталина, что концентрация немецких войск у советских границ преследует одну-единственную цель – «организовать войска вдали от английских глаз и в связи с недавними операциями на Балканах».

Гитлер убеждал: «В этой ситуации невозможно исключить случайные эпизоды военных столкновений. Ввиду значительной концентрации войск, эти эпизоды могут достичь значительных размеров, делая трудным определение, кто начал первым… Начиная примерно с 15–20 июня, я планирую начать массовый перевод войск от Ваших границ на Запад. В соответствии с этим я убедительно прошу Вас, насколько возможно, не поддаваться провокациям, которые могут стать делом рук тех из моих генералов, которые забыли о своём долге».

«Доверительный тон» послания Гитлера, по всей видимости, убедил Сталина в отсутствии единства у военно-политического руководства Германии, стал ещё одним аргументом в оценке пограничных инцидентов как «инициативы» военных, действующих на свой страх и риск, без санкции из Берлина.

Возвращаясь же к сообщению ТАСС, отметим, что «ответом» Гитлера стало совещание, проведённое им 14 июня в имперской канцелярии с высшим генералитетом вермахта для последних указаний перед началом войны. Характерный момент: Гитлер, опасаясь, что советское руководство в последний момент попытается помешать его планам, выступив с различного рода мирными предложениями, отдал указание блокировать доступ советских официальных лиц к руководству рейха.

Из опасения дать немцам хоть малейший повод к агрессии Сталин запрещал командованию Красной Армии любые действия по приведению войск в необходимую степень боевой готовности. Жёстко пресекались все попытки командующих войсками округов заранее выдвинуть к границе хоть какие-то дополнительные силы. Советский лидер не заметил, как переступил грань, отделявшую разумную осторожность от опасной доверчивости.

Ответные действия, рефлексия – всегда вторичны. Вынужденный отвечать играет в большинстве случаев по правилам нападающей стороны.

Был, правда, ещё один вариант действий, вполне реальный и тоже позволявший вырваться из системы координат, заданных гитлеровским руководством. Позднее, анализируя обстановку кануна войны, маршалы Г. К. Жуков и А. М. Василевский пришли к выводу, что в середине июня 1941 года наступил тот предел, когда далее откладывать принятие срочных мер было нельзя. Следовало, не обращая внимания на реакцию немецкой стороны, привести войска Красной Армии в полную боевую готовность, занять оборонительные позиции и изготовиться к отражению агрессора, не переходя государственной границы. В таком случае удалось бы если не задержать врага на границе, то, по крайней мере, лишить его преимуществ, связанных с внезапностью нападения.

В стратегическом плане такие действия позволяли советской стороне сразу перехватить инициативу. Конечно, одновременно и сжигались все мосты, прекращалась сложная политико-дипломатическая игра, ведя которую Сталин надеялся одновременно и задобрить фюрера, и напугать его. Вероятно, именно по этой причине вождь на эти меры тоже не пошёл, продолжая пребывать в иллюзиях, будто это он ведёт игру в советско-германском дуэте. В результате войска Красной Армии встретили начало войны на положении мирного времени. Их большие потенциальные возможности для отражения массированного удара врага оказались практически неиспользованными.

– Юрий Викторович, какими выдались последние дни перед началом гитлеровского вторжения?

– 18 июня на стол Сталина легла докладная народного комиссара госбезопасности СССР В. Н. Меркулова о массовом отъезде в Германию сотрудников посольства, их семей. Началась также эвакуация женщин и детей из других посольств. По некоторым свидетельствам, в этот день Сталин обратился к Гитлеру с просьбой принять наркома иностранных дел В. М. Молотова для срочных переговоров. Этот факт был зафиксирован в дневнике начальника генерального штаба сухопутных войск вермахта Ф. Гальдера. Советский вождь, по многим свидетельствам, всё ещё верил в возможность избежать скорой войны.

Не получив из Берлина ответа на свою просьбу, Сталин распорядился ускорить проведение оборонительных мер.

Вечером 21 июня командование Западного особого военного округа доложило в Москву о том, что немцы сняли проволочные заграждения, слышится шум наземных моторов. В 23 часа на участке Владимиро-Волынского погранотряда был задержан немецкий антифашист солдат Альфред Лисков. Он сообщил, что в ночь с 21 на 22 июня немецкая армия перейдёт в наступление. Покинули свои воинские подразделения и сообщили о готовящемся нападении на СССР немецкие коммунисты Ганс Циппель, Макс Эммендерфер, Франц Гольд и другие. Информация была передана Сталину. Тимошенко, Жуков и первый заместитель начальника Генерального штаба Ватутин были вызваны в Кремль. По воспоминаниям Жукова, тот «захватил с собой проект «Директивы войскам», и они с Тимошенко «по дороге договорились во что бы то ни стало добиться решения о приведении войск в боевую готовность». После тяжёлых раздумий Сталин согласился направить в приграничные округа директиву и объявить в этих округах «полную боевую готовность». В документ он добавил слова – «не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения», всё ещё надеясь избежать войны. Передача директивы в округа была закончена в 00.30 минут 22 июня 1941 года.

Около трёх часов утра последовал звонок в секретариат Наркомата иностранных дел из германского посольства: посол Шуленбург просил о встрече для важного сообщения. Почти одновременно в Берлине Риббентроп вызвал нашего посла Деканозова. Рейхсминистр зачитал ноту Советскому правительству об объявлении Германией войны Советскому Союзу. Так, уже официально, началась война, ставшая для советского народа Великой Отечественной.

– Источниковая база, освещающая предвоенный период, в последние десятилетия значительно расширилась – рассекречены отдельные фонды. Но многие важные документы всё ещё остаются на особом хранении и ждут своего исследователя – не только в российских, но и в зарубежных архивах. Когда есть «белые пятна» – в истории начала Второй мировой, предыстории Великой Отечественной – попытки ревизии неизбежны. Мы это видим, слышим, читаем. Анализ этого периода давно перестал быть уделом профессиональных историков – он оказался в центре непрекращающейся политической дискуссии.

– Да, это так. Историки Великой Отечественной войны не вправе уклониться от ответа на попытки различных сил как вне, так и внутри нашей страны осветить проблемы вой­ны, исходя из диаметрально противоположных мировоззренческих и методологических подходов, а в ряде случаев – с беспринципных, откровенно извращающих историю позиций. Слишком очевидны расчёты под предлогом «нового прочтения» истории «переиграть», «перевоевать» Великую Отечественную войну, кардинально пересмотрев её причины, характер и итоги.

Сегодня кампания по извращению истории войны 1941–1945 годов приобрела невиданные масштабы. Я уже говорил, что её стержнем является внедрение в общественное сознание антиисторической доктрины «равной ответственности нацистского и сталинского режимов» за развязывание Второй мировой войны. Старт этой информационной операции дала резолюция Парламентской Ассамблеи ОБСЕ «Воссоединение разделённой Европы», принятая в Вильнюсе 3 июля 2009 года. Ревизионисты тщатся отменить само понятие «Великая Отечественная война», подменяя его такими дефинициями, как «советско-немецкая», «нацистско-советская». Отбрасывается любое напоминание о справедливом, освободительном характере войны, она изображается как «война двух человеконенавистнических режимов», «схватка двух тоталитаризмов». Вместо образа советского солдата-освободителя навязывается образ оккупанта и насильника. Великая Отечественная нередко объявляется «самым большим мифом» советской эпохи, к разряду мифов отнесены единство народов СССР в годы войны, всенародный характер борьбы в тылу врага, массовый героизм, самопожертвование.

Поверьте, историки, работающие по проблематике Великой Отечественной войны, в том числе авторский коллектив упомянутого в начале нашей беседы 12‑томного фундаментального труда, далеки от самодовольства. Они отдают себе отчёт, что сегодня критическому осмыслению нужно подвергнуть всю сумму знаний о Великой Отечественной войне, реальные, достоверно установленные факты отделить от вымыслов, преодолев ангажированность и предубеждённость, исправить допущенные ранее в освещении войны ошибки и просчёты. Но при этом политику, а точнее – политиканство не надо путать с наукой. Так что завоёванные позиции мы своим оппонентам отдавать не намерены.

– Мы будем рады рассказывать нашим читателям о результатах трудов замечательного коллектива, создающего научную историю Великой Отечественной войны.